Дарья Фэйр - Погоня за чёрным колдуном

– Даша! – это был Элни. Он подбежал ко мне, и я была рада тому, что он отложил пытку ещё на несколько секунд. – Ты как?

Русая голова всклокочена, глаза, тоже опухшие, но смотрел фирь твёрдо и с искренней заботой.

– Хорошо, Элни, хорошо… – солгала я. – Я в порядке. Как Мохнатик?

– Хорошо. В табун пустили, – вроде и улыбнулся, а вроде и нет.

Он взял меня за руку с другой стороны от Асфири, и дверь перед нами открылась.

– Мам, кто это?

– Тихо, сынок. Это друг нашей Синей тигрицы. Она его очень любила, но случилось горе. Его убил злой колдун. Иногда тех, кого мы любим, забирает Мора. Это очень больно, поэтому мы пришли, чтобы помочь ей пережить эту беду и отдать дань уважения её другу.

– А почему у него нет ушек, как у нас?

– Потому что он был человеком, сынок. У людей нет ушек и хвостиков тоже нет.

– Человеком?

– Да, настоящим человеком…

От факелов слепило глаза. Кровавое ристалище было освещено сотнями огней, каждый взрослый тигр держал в руках свечу. Вокруг в огромных чашах с маслом веселился и паясничал рыжий бес, норовя выжечь глаза до самой души. Я зажмурилась и оступилась. Друзья с двух сторон сжали мои руки, не давая упасть перед взглядами всего тигриного народа. Да плевать! Пусть и они знают, что у меня есть чувства!..

Но я выпрямилась и пошла дальше.

Нет. Я должна быть сильной. Обязана. Для них. Ради них. Я должна пережить всё.

Посреди площади, на разбитой прошлым сражением брусчатке, воздвигли большое кострище. А наверху так банально и просто лежал Эстэриол, со сложёнными руками на груди. Отмытый от крови, причёсанный и одетый в чистую одежду. Я его и не видела таким. В этой жизни. Таким обычным и человечным. Рубашка, штаны, сапоги с залатанной подмёткой. Худое и бледное тело, светлые локоны, которые заботливо поглаживает ветерок, приоткрытые губы, на которых до сих пор остался отпечаток той улыбки…

Он был счастлив, когда умирал… Не испытав ни боли, и даже не поняв, что случилась беда. Умер в самый прекрасный момент своей жизни. Прекрасная смерть, аж завидно! Он обрёл меня перед ней. А я его потеряла, как когда-то потерял меня он…

Я неподвижно стояла напротив. Ристалище было объято тишиной, и никто не осмеливался нарушить её. Только насмешливое потрескивание пламени, что не унималось в своих каменных чашах, готовясь к сытному ужину.

– Сидиен! – вперёд вышел Эбайдин, встав рядом со мной. – Зло, проникшее в наш город, сделало своё тёмное дело. Оно пощадило вас, но отобрало самое важное у той, что послана богами! Я не знал его. Как и никто из вас. Я не знал и Синего тигра. Ещё вчера никто не ждал ни её, ни беды. Сейчас я могу лишь предполагать кем был этот человек. Но сейчас я уже знаю, кто она!

Красный указал на меня под внимательными взглядами внимающей толпы. Я бы передёрнулась от пафоса в его словах, но сейчас было всё равно. Будто презентация какая-то, я даже улыбку на автомате натягивать стала, но почему-то не получилось.

– Эта хрупкая девушка – не только наша спасительница, которую мы ждали века. Я знаю её всего лишь два дня. Но за два дня я увидел, что она истинное дитя Сидиена! Она добра и справедлива. Она честна и отважна! Она – именно та, кого мы ждали!

Я криво усмехнулась. Красиво заливает, ему б к папе в пиар отдел.

– А значит тот, кто занимал её сердце, был таким же, – продолжал Эбайдин. – Мы не знаем его, но я говорю вам, тигры, что я признаю его! Он уходит как равный нам! Как тигр, принятый в общину Сидиена! Как ваш и мой брат! И я буду скорбеть по нему так же, как по любому из тигров! Ибо он заслуживает нашего уважения и нашей любви. Пусть каждый из вас сейчас посмотрит и запомнит его. Это цена за наши ошибки. За мои ошибки. Мы теряли своих близких. Мы знаем, каково это. Поэтому я прошу каждого из вас проститься с ним так же, как вы прощались с теми, кто вам дорог.

Он замолчал, отступая на шаг, чтобы дать тиграм прочувствовать сказанное. А я сама была как во сне. Будто сознание находилось отдельно от тела, и я могла видеть всё, несмотря на закрытые глаза, с текущими из под ресниц бессмысленными ручейками.

У многих тигров выступили слёзы. Я чувствовала их мысли. Они плакали об Эстэриоле, но вспоминали тех, кого потеряли сами. Они прощались с ним, прощаясь и с теми, кто ушёл до него.

Маленький мальчик плакал, потому что ему было жалко дядю, которого убил злой колдун. Его мать плакала, потому что вспомнила давнего друга. Некоторые жалели парня, не успевшего пожить, не зная, что ему больше двух сотен лет…

А ещё плакали обо мне. Я видела в их душах, что они жалеют меня. Что скорбят вместе со мной. И Асфири рядом, и Элни. Они все плакали обо мне, будто это я лежала на погребальном костре, а не он.

Тишину нарушил Натор. Он бесшумно подошёл к костру и поднял руки:

– Милостивая Мора, ты вновь забрала того, чей час пришёл. Мы благодарим тебя за то, что смерть его не была мучительной. Прими его душу, передай его сестре своей, давая шанс на новое рождение. Прости нашу скорбь и позволь отдать последнюю дань нашему брату.

– «Прости нашу скорбь»? – прошептала я Натору, когда он подошёл ко мне, и болезненно усмехнулась: – Это что, шутка?

– Нет, – тихо проговорил он в ответ, – это ритуальная фраза. Мора забирает души усопших, чтобы передать их Аре для нового рождения. Мы не должны плакать о том, кому предстоит новая жизнь, но не можем этого не делать. Поэтому я прошу прощения за всех нас…

Я не то усмехнулась, не то всхлипнула. Какая ирония. У них уже всё продуманно, смерть такая обычная, всё идёт по плану! А почему же тогда мне это кажется таким диким?

– Сейчас ты можешь попрощаться с ним… – сказал белый и знал, как я ненавижу его сейчас за эти слова.

Я через силу кивнула и как во сне подошла к Эстэриолу, лежащему на льняном покрывале, прикрывающем свежий сухой хворост и добротные душистые поленья. Свет костров путался в едва шевелящихся от ветерка волосах, оседая оранжевыми пятнами на лицо. Я коснулась его щеки. Боги, такой же холодный, как всегда! Кожа сухая и твёрдая. Может, мне привиделось? И он в торпоре просто? И что, что ночь на дворе, мало ли?

Рука дрогнула, коснувшись уголка губ. Ну да, простой вампирский торпор. Только теперь уже вечный… Я прикрыла глаза, чтобы через ресницы видеть блики на размытом лице.

Помнишь, когда ты первый раз дотронулся меня? Как испугал холодом своей кожи? Впился острыми зубами в мою тёплую живую шею? Ты познал мою кровь. Теперь частичка меня навсегда осталась в тебе. И это не только кровь. У тебя осталось моё сердце, которое ты бережно взял твёрдыми ладонями и согрел ледяной кожей. А теперь всё, мне уже не ослабить этой хватки, твои застывшие руки уже не разжать. И, уходя, ты вырываешь из моей груди своё сердце. Ведь оно уже давно не моё – оно твоё. Теперь у меня не будет сердца, зато ты унесёшь с собой целых два. И моё согреет тебя там, в запредельном мире, куда мне нет хода…