Саймон Вэйл - Второй шанс

– Не было никаких подсказок, – устало сказал я. – Я уже давно ни в какие игры не играю. Я занимаюсь инвестициями, у меня невеста!

Занимался. Была.

Фродо очень мне сочувствовал и долго качал головой. Потом даже поднялся, подошел ко мне и, показав на все вокруг, сделал недовольную рожу. Все это неправильно.

Трудно было не согласиться.

– Каким образом люди играют в игру? – спросил я. – Ведь они, наверное, могут респауниться?

Фродо объяснил, что могут, но после смерти надо начинать прокачку с нуля. Помесь рогалика в сюрвайвалом.

– А что насчет смерти?

Фродо сказал, что реальная смерть неписи является ключевой инновацией игры. Тут как в жизни: смерть – главный мотивировщик. Благодаря ей, непись такая сильная.

В этом месте Фродо очень распереживался. Он сообщил мне, что верит в Бога и не понимает, имеет ли ему смысл молиться теперь, когда он – компьютерная программа? Он сказал, что даже подумать не мог о том, что он сам окажется здесь и что умирать надо будет именно ему. Последний месяц он раздумывал над сканированием как способом получить триста долларов на халяву. И, надо думать, тот, другой, их получил и радуется. А это была огромная ошибка! Потому что часть его души теперь здесь!

Я испытывал чувство неловкости от немного простодушной исповеди товарища, которому, как выяснилось, не было и двадцати. И раздумывал.

– Фродо! – сказал я.

Лжехранитель посмотрел на меня мутным взглядом.

– Молиться имеет смысл по-прежнему, – сказал я. – Тут, знаешь ли, все зависит от производителя софта. А в твоем случае – это, по-видимому, господь всемогущий.

Фродо задумался. А я немного приободрился. В голове моей происходили разные интересные события. Связь этого места с реальным миром есть. Языковой барьер, как я знаю на собственном опыте, небольшая помеха.

– Я знаю, что тебе нужно делать, – сказал я. – Ты ведь играл в нашу игру, если я правильно понимаю? Значит, можешь зайти сюда снова? Тогда ты можешь попробовать с ним увидеться. Он должен понять, какую ошибку совершил. Если обе половинки вашей разделенной души покаются, Господь наверняка вас простит.

Лжефродо споткнулся и поглядел на меня дикими глазами. А потом отчаянно зажестикулировал.

– Конечно, – ответил я, – конечно, я тебе помогу!

Никакой внутриигровой почты или сообщений для нас в игре предусмотрено не было. Добраться до реального Фродо (его звали Питер Мрафта, чернокожий паренек из Миннеаполиса) можно было только одним способом – дождаться его в одной из локаций, куда он мог бы наведаться. Однако Фродо скептически качал головой. Я понял только, что с этим были какие-то проблемы. На мой вопрос, какие, он вздохнул и показал, что ему понадобится голос, чтобы объяснить.

На это у нас ушла половина следующего дня.

– У игры лимитированный объем подключений, – рассказывал Фродо, – одновременно онлайн могут находиться только пять тысяч игроков, потому что поддержка ядра жрет вычислительные мощности как не в себя. Остальные желающие должны стоять в очереди по несколько часов. Все, кто появляется в игре после смерти или впервые, попадают в город. ПВП не регулируется ничем, поэтому там все время мелкие стычки и гораздо быстрее растут уровни. Но чем выше уровень, тем медленнее ты качаешься – игроков, с которых тебе упадет хоть сколько-нибудь значительное количество экспы, слишком мало.

Дальнейшие подробности оказались еще веселее.

Самый высокоуровневый игрок в игре являлся «королём». Король получал налог, взимаемый с людей и неписи, занимающихся торговлей в городе и окрестностях. Это были очень большие деньги, а поскольку деньги в игре заработать очень и очень трудно, это действительно ценный ресурс. Нынешний король – Рэдрик IV. Человек, а не непись (один из нас). Это действительно был четвертый по счету чувак, ставший самым сильным игроком, который зачем-то переименовал себя в Рэдрика с римской четверкой. А династия Рэдриков – что интересно – началась с придуманного первым из них принципа сохранения власти. Тот Рэдрик был 34 уровня. Его имела шанс побить организованная партия из 30–40 одноуровневых игроков. И такую партию собрать – раз плюнуть. Поэтому короля всегда окружала свита: от десятка до трех десятков человек, которые вместе могут справиться с небольшой армией нубов. Вся соль придумки Рэдрика была в старом и банальном, как воз гнилой репы, принципе «разделяй и властвуй». Вассалы подбирались по строго определенному критерию: они должны были бояться короля и беспрерывно строить козни друг против друга, чтоб не дай бог не объединиться. Вассалы приносили Рэдрику его долю прокачки, которая была заранее оговорена. За все это Рэдрик вассалам должен был отстегивать из казны.

Фродо очень уважительно отзывался об этой системе, я же склонен был полагать, что это дремучее средневековье. На мое резонное замечание, что если система настолько эффективна, то почему тогда нынешний Рэдрик – уже четвертый за год игры, Фродо ответил, что первые три «не смогли удержать правильный баланс». Впрочем, сменяемость, хотя бы и Рэдриков, казалась мне скорее хорошим знаком.

Король и вассалы держали город. Он располагался где-то на востоке, вниз по реке. Ближе игроки встречаются в виде небольших отрядов. Однако так далеко на запад пройти может примерно один отряд из ста: остальные погибнут от руки соперников, случайных врагов, голода, глупости и по сотне других причин. Так что здесь мы в относительной безопасности. Окажись мы в городе, попали бы в гораздо худшую ситуацию: игроки из реала беспрерывно грызлись между собой. Король и свита воевали с кланами, претендентами на трон. Всякого встречного удобнее всего было грохнуть, не дожидаясь, пока он грохнет тебя. Экспа выпадала в игре только тому, кто нанес последний удар, отсюда и взялась пресловутая «дань прокачкой»: по закону, пленник, который был выше определенного уровня, принадлежал королю. Король казнил его лично или использовал для натравливания членов свиты друг на друга. Шайки поменьше имели покровителей среди окружения короля и платили дань прокачкой второго порядка (употребляемого свитой). Эти тоже резали все, что придется, и не в последнюю очередь – таких, как мы.

Про жизнь неписи Фродо знал очень мало (о чем теперь глубоко сожалел), но я подозревал, что у нас социальные механизмы несколько тоньше ввиду фактора смертности.

Вдоль реки лежала береговая полоса, покрытая – что удивительно – скошенными травами. Они высохли и образовали плотный настил соломы, под которым в изобилии водились мыши и змеи. Ни те, ни другие, к счастью, не проявляли агрессии. Дальше справа лежала граница леса, ближе к которой мы и старались держаться на всякий случай.