Иван Глемба - Боярский холоп

Мой сын с интересом взирал окружающее, на спутников. Все ему было внове и интересно. Конечно, было нелегко, но это во многом лучше, чем сидеть где-нибудь в безопасном месте. Тем более пример отца вдохновлял Мишеля. Так мы с женой назвали сына во Франции. В здешних местах он стал Михой или Михасем, сыном характерника, прибывшего из Европы, что, впрочем, не помешало Михе в дальнейшем стать казаком. Правда, скажу, забегая вперед, что я пережил сына. А горше ничего не бывает, когда отец переживает наследников.

Куренной атаман, а им был в курене казацкой разведки в то время Станислав Копатько по прозвищу Буйма, встретил нас почти радостно. Нахмурившись, он посмотрел на меня, на сына и огласил с силой:

– Мне тут только детей не хватало.

– Так мы проездом и сразу в лагерь.

Станислав усмехнулся, глядя на меня.

– Говоришь слегка не по-нашему. Лопочешь, как мисью.

Выговаривал он месье на свой манер, несколько вальяжно, вкладывая в это слово все свое отношение как к человеку, который больше кланяется и привержен различным манерам, чем делу.

– Ничего, – продолжал атаман, – привыкнешь. Хлопцам ты нравишься. Говорят, что такого, как ты показывал, еще не видели. И кто тебя учил?

– Батьки, а к чему и сам дошел.

Куренной атаман вздохнул, обернулся по сторонам, придвинулся ко мне и как бы по секрету чуть ли не зашептал:

– Тут, сам понимаешь, дело тонкое…

– Это ты к чему? – сразу же насторожился я.

– Ты крещенный, в бога веруешь? А то под меня копают. Говорят, что я в курень подбираю, – атаман слегка остановился, чтобы лучше подобрать слово.

– …Язычников и нехристей, – продолжил я начатую атаманом фразу.

– Что-то вроде того, – усмехнулся Станислав.

– Не думал, что у нас на Сечи с этим так строго стало. А что, казаки, которые Риму и Византии не покланяются, хуже воюют?

– Нет, такого точно нет, – подумав, сказал Станислав и провел рукой по усам.

– Воду, кто мутит?

– На месте разберешься, – ушел от прямого ответа Станислав.

– Друзья наши объявились? – спросив, я в первую очередь имел в виду татар.

– Пока непонятно. На кордонах говорят, что пока все тихо, но сам понимаешь…

– Летний лагерь разбит?

– Хлопцы только отправились туда порядок наводить, но к вашему приезду уже можно будет спать. Там сотня под руководством Антипа Головка. Дело знают. Правда, если набег, то сил маловато для отражения, но знак, если что, успеем подать.

– До лета значимых набегов не будет, – изрек тогда я, чем удивил атамана.

– Точно знаешь? – Стас изучая смотрел на меня.

– Догадываюсь, – усмехнулся я. – Точно ничего нельзя утверждать.

– Твоя хара (сила) прибывает и светлая?

– Я черную хару не коплю. Тебе любой батька скажет, если, конечно, не захочет обмануть. А значение это, какое имеет? Тебе же главное – чтобы дело делалось.

– Оно-то так, да не совсем.

– Что еще за новости? – догадался я.

– Тут дело такое, старообрядцы объявились. Вроде бы как идола вкопали и служат ему. Перуном кличут идола. Ты, часом, не их поклонник?

Я усмехнулся. Непривычно было слышать от куренного атамана такие разговоры. Это во Франции могли, если что, и на костре поджарить за принадлежность к магам, да ведьмам. На самом же деле казнили невинных людей маги и представители темных сил, облаченные в рясы. Раньше я не слышал, чтобы на Сечи такие разговоры ходили. Мир менялся и не в лучшую сторону.

– Я не служу Перуну, треб не правлю, – успокоил я Станислава.

– Может, ты почитатель Прави или солнцепоклонник? – серьезно, но с еле заметным лукавством в голосе спросил Станислав. – Есть у нас тут такие.

– Я к ним не отношусь.

По мере расспросов Станислав добрел, уже не так строго и сурово смотрел на меня, оценивая, что же я из себя представляю.

– Вижу, ты наш, – в конечном итоге сделал вывод Станислав. – У нас тут кто во что горазд, поборников Христа единицы, но хлопцы дело знают. Если что, жизнь отдадут за Сечь-матушку. Считай, что к братьям вернулся. На чужбине каково? Сказывают, ты долгое время во Франции был…

– Чужбина, сам понимаешь, сердце не радует, хоть и солнце там светит вроде бы и также и дождичек идет. Неньку нельзя понять, ее можно услышать сердцем. Когда ты скачешь на коне галопом, а в ушах шум ветра – жизнь радует тебя. Кажется, что нет ничего больше и важнее, чем необъятная степь.

– О как заговорил, – остановил меня Станислав. – Может, ты не туда пришел? Сказать умеешь, злотые и червонцы, по тебе вижу, водятся. Чего тебе еще надо? Женщину, если захочешь, можешь здесь найти и молодую.

– Характерник я. Надо сделать то, что не успел, поскольку в плен попал. В этом мое призвание.

– Ладно, посмотрим, на что ты горазд. Дела у меня. С Рушайлом переговоришь. Он сейчас подойдет. Тима, ты где? – прикрикнул атаман.

На его зов откуда-то из ближайшего куреня, стоявших один возле другого, показался казак лет сорока. Он быстрыми шагами приблизился к нам, остановившись в двух шагах и широко улыбаясь, всем своим видом показывая, что доволен нашим появлением здесь.

– Сын, – сразу определил Тимофей. – Детям здесь не место.

Сказав фразу, Рушайло усмехнулся.

– Мы сейчас же уедем в лагерь, – пообещал я.

Станислав в это время уже ушел. Дождавшись, пока он удалится на значительное расстояние, Тимофей, с хитринкой взглянув на меня, спросил:

– Меня подучишь, а то я что-то засиделся?

Пришел мой черед усмехаться.

– Кое-что покажу, но для обретения прочных навыков нужна постоянная работа хотя бы на протяжении двух-трех лет.

– Так я кое-что умею. Могу показать.

Тимофей сразу же перешел к делу и, присев, положив руки одну на одну перед собой, начал лихо выплясывать гопак, выбрасывая ноги вперед. Он недолго продолжал это занятие. Слегка запыхавшись, спросил:

– Как получается?

– Лихо танцуешь, но силы в движениях нет, – честно ответил я.

– Почему? – искренне удивился Тимофей.

– Долгий разговор. Приедешь в лагерь, там кое-что расскажу. Ты мне лучше скажи, почему это Станислав говорит, что его хотят сместить? Он неплохо справляется с обязанностями атамана.

В ответ Тимофей вздохнул, упер руки в боки, нижними зубами пару раз провел по верхней губе, едва касаясь ее, потом прищурил правый глаз, слега почесал затылок, а потом признался:

– Дмитро Литовец метит на это место. Его поддерживают Кайда и Грицько Мамута. Из старшины некоторые тоже за его назначение. Ты же сам понимаешь, что сейчас творится. Куда не глянь, одни враги. Поляки реестр обещали, а теперь все забыто. Мы вообще кто для них, холопы панские. Так бы и порезал сабелькой, – признался Рушайло.

– Порезать-то можно, да ответ будет.

– Оно-то так, – вздохнув, согласился Тимофей и добавил: – Ругают за глаза Станислава, говорят, что он законов сечевых не выполняет, что сам по себе. Что многим в курене приют дает, а они того не стоят, не умеют делать того, что надобно разведке. Да чего только не болтают.