Станислав Тукаев - Охота на Смерть. Кризис веры

Смерть нахмурился: теперь не до шуток стало уже ему.

– Можно я не буду отвечать на этот вопрос? – попросил он.

– Да нет уж, выкладывай! – настаивал Иезекииль. – Ты прекрасно знал, что меня ожидает на том судебном процессе, как там сложно обходиться без чьей-либо моральной поддержки и что кроме тебя мне этой поддержки ждать было неоткуда. Тем не менее ты не пришел. Почему?

«Потому!» – хотелось ответить Смерти, но он понимал, что на этот раз ни отшутиться, ни соскочить не получится. Однако честно сказать, чем он на самом деле занимался, в то время как нутро его друга выворачивали наизнанку словно перчатку, ему виделось не лучшей идеей. Пусть даже вымаливанием прощения для этого самого друга он и занимался. Ему пришлось наступить на горло своим непоколебимым принципам, и он не хотел об этом рассказывать. Поскольку одно дело вымаливать прощение для непутевого мрачного жнеца, который не смог определить, что перед ним стоит не обычная человеческая душа, а тот чье имя ему вслух даже произносить запрещено, и совсем другое – для абсолютно в этом плане невиновного. Причем обвинители о невиновности Иезекииля были осведомлены, и, что самое противное, даже не скрывали этого. И все равно настояли на проведении судебного процесса и вынесении смертного приговора. Чем лишний раз всем дали понять, что именно они являются законом и справедливостью. При этом для всех несогласных с приговором их двери оставались открытыми. В любое время они с радостью готовы были выслушать любые пресмыкания на этот счет.

Но перед ними Смерть пресмыкаться не собирался, ибо считал бессмысленным тешить их самолюбие, раз на итоговый вердикт это никак не повлияет. Поэтому и пропустил назидательный судебный процесс, без вынесения высшей меры наказания по которому, нельзя было достигнуть достаточной степени назидательности.

Касаемо назидательности ему сообщил лично тот самый высокородный узник Чистилища, которого по незнанию сопроводил туда Иезекииль, и которого Смерть потом из него забирал и сопровождал вплоть до Отчего дома, в надежде вымолить прощение за оплошность, допущенную его непутевым учеником. И еще раз подтвердил Отец этого самого высокородного узника Чистилища, когда самолично вышел встречать обиженного Сына. Как бы Смерть перед ними обоими и по отдельности не распинался, не просил, не умолял и не взывал к всепрощению, к которому они, кстати, сами призывали остальных в качестве базиса мирного сосуществования, в своем решении Отец и Сын остались непреклонны.

И тогда Смерть психанул. Униженный и оскорбленный, не в силах больше мириться с несправедливостями этого мира, он выдвинул им ультиматум. ИМ! ВЕРШИТЕЛЯМ СУДЕБ! Неправильный взгляд в чью сторону наказывался немедленным вырыванием глаз, а малейшее неповиновение – распылением в Пустоте. А за ультиматум Смерть даже не знал, что с ним сделают. И, естественно, никакой натяжки не хватит, чтобы назвать его действия четко спланированной акцией, как он впоследствии обрисовал это Иезекиилю. Впоследствии – потому что на этот раз комариный писк был услышан. Более того, прощен.

Именно эту горькую правду жизни Смерть хотел сохранить в тайне, как из личных соображений, так и согласно подписке о неразглашении. А потому вопрос о том, как в данной ситуации сохранить дружбу с Иезекиилем, оставался открытым. Причем он понимал, что даже если сейчас опустить все «но» и рассказать, как все было на самом деле, это станет еще большим испытанием для их дружбы, нежели его поймают на лжи. Убежать, неожиданно вспомнив про не выключенный утюг, теперь тоже не получится. Оставалось только одно: частичная правда. Во всех отношениях она виделась предпочтительнее всей правды или вообще никакой. К тому же Смерть не лукавил, когда рассказывал Иезекиилю, каким образом ему для него удалось добиться не только отмены обвинительного приговора, но и выторговать сохранение карьеры. Не горе-жнеца, конечно, но в Службе реинкарнации, перебирать бумажки. Что, учитывая обстоятельства, являлось вполне пристойным.

И поскольку одно очень хорошо увязывалось с другим, именно в это русло Смерть решил перевести разговор:

– Конечно, знал. И о суде, и о том, что кроме меня тебе поддержки ждать неоткуда. Но я не мог прийти, пришлось много кого подмазывать, дабы освежить свою репутацию Незаменимого. К тому же я прощупывал почву по поводу твоего дальнейшего трудоустройства. Или ты хотел после освобождения шататься по Небесам без дела?

– Да нет, – смягчился его друг. – Спасибо тебе, конечно…

– Тогда в чем дело? – осторожно поинтересовался Смерть.

– Даже не знаю, как это объяснить, – замялся Иезекииль. – Какое-то странное чувство.

– Зато я знаю, что это за странное необъяснимое чувство, – подхватил Смерть. – Это похмелье.

– Похмелье?

– Конечно.

– Это не может быть похмелье, – возразил Иезекииль. – Я себя прекрасно чувствую: ни головной боли, ни тошноты, даже сушняка нет.

– От божественного нектара другое похмелье, дурень, – улыбнулся Смерть. – Вернее, это даже не похмелье вовсе, а побочный эффект от испарения его остатков из коры головного мозга.

– Что?! – ни капельки не поверил в это Иезекииль. – Какой еще побочный эффект?! Какие испарения?! Думаешь, я раньше никогда не пил божественный нектар?!

– В таких количествах даже я его никогда не пил, – продолжил гнуть свою линию Смерть. – Но о чем говорю, понимаю прекрасно, поэтому не грузись и просто поверь моему богатому жизненному опыту. А если тебе нужно научное обоснование данного феномена, сходи в Библиотеку. Но потом. Сейчас же сходи за нюхательным табаком.

– Это еще зачем? – удивился Иезекииль.

«Ну, во-первых, отвлечешься, а во-вторых, как следует прочихаешься».

– Снимает данный вид похмелья.

– Ты уверен?

«Еще бы! Стены от соплей неделю будешь оттирать. Это если твой недослуга согласиться тебе помочь, а так – все две».

– Сто процентов, иначе бы не предлагал. Проверено лично. Заодно и ты убедишься в моей правоте.

– Ладно, пойду в кладовой поищу, – согласился Иезекииль и удалился из комнаты. Тем более ему нужен был перерыв: осмыслить услышанное, а еще лучше – забыть все как страшный сон. А с другой стороны, чего он ожидал от этой встречи? Что его друг как по мановению волшебной палочки в одночасье измениться? Хотя, стоит признать, некоторые зачатки изменения к лучшему в нем все же начали прослеживаться. И это касается не только внешнего вида.

Минут через десять Иезекииль вернулся. В руках он держал бутылку пива, поскольку нюхательного табака у него отродясь не водилось, а возвращаться с пустыми руками было себе дороже.

– Извини, брат, табак, видимо, закончился. Зато я нашел вот что, – радостно продемонстрировал он пиво. – Настоящее! Последняя бутылка осталась.