Almerto - Рядовой

Воевода со своим окружением уже сполоснулись и сейчас они смотрели на наш веселый костерок, видимо, в предвкушении согреться. Так и пришли к нам, сев вокруг костра так плотно, что стало понятно, кто сильнее мерз. Воевода сейчас ничем не отличался от нас всех, мы все были лишь в разного кроя портках. Нанизавшиеся на прутки кусочки рыбы с травами и солью приятно щипали ноздри своим ароматом.

Тихий медленный разговор шел не спеша, все это умиротворяло очень. Я кивнул Аштану, и мы тоже пошли уже после всех искупаться. Да и руки обмыть не мешало от скользкого риупа. Уже войдя в воду по пояс, я вздрогнул, услышав позади голос Циате.

– Плечо-то так и не зажило, смотрю. Вон, и гноя накопилось, дай-ка я сам тебе вынесу его.

Я не успел отойти, как почувствовал на своем плече его холодные ладони. Он был мне по шею, и его мотнуло от течения, пришлось придержать, чтобы он надавил сильнее. Чуть побледнев, Циате вздрогнул, когда я коснулся под водой его тонкой талии. Плечу и впрямь лучше стало. Кровь уже пошла очень даже хорошего цвета. Аштан, подплыв к нам, вдруг спросил серьезным голосом:

– А может и мне научиться на лекаря? Я бы сам вам вытягивал гной и лечил бы всех, а?

Я рассмеялся, ставя обратно бывшего ротного, и кивнул.

– Ну, ну… давай сходим завтра в город. Узнаем все. Обучение оплачу. Так что подумай еще раз.

Аштан, покраснев, вдруг сказал:

– Я хочу приносить добро людям.

Циате, кивнув, тоже добавил:

– Это хорошее желание. Сходите к Увани, он может принять на обучение. Но жить у него негде. Можешь у меня остановиться. У меня большой дом. Места очень много. Дом пустой почти, одни слуги и живут, – сказал он, подняв на меня взгляд. Я неловко отвел взгляд и сказал грубо:

– Да не, мы сами… спасибо вам, – сказал я, уже загребая рукой воду и уходя полностью на глубину от неловкости и спасительного жара в бедрах.

Мой член уже вовсю стоял, пока Циате был в моих руках. Застонал от ощущения безвыходности и, полуобернувшись, заметил, как Циате плывет за мной. Врешь!!! Не догонишь! Но он на диво очень быстро догонял меня. Какое-то время я так и плыл против течения, чтобы разработать плечо, пока не услышал позади:

– Кажется, недооценил свои силы…

Он вдруг ушел на дно, и я так и замер, не веря в то, что произошло. Он так и не появлялся, пока я сам, не нырнув, увидел, как течение уносит его от меня. Пришлось глотнуть еще воздуха и занырнуть еще глубже. С трудом поймав его на глубине, я прижал его к груди и поплыл к берегу, отчаянно надеясь, что я успел его спасти.

Рот в рот помогло не сразу, повернув его боком и, заметив, как посинели края его губ, я вновь прижался к губам своим ртом и начал вдыхать в него воздуха так, что грудь заходила ходуном и моя, и его. Наконец, он, подняв руку, застонал, и вода потекла из него. Со страхом и недоверием смотрю в его глаза разного цвета и спрашиваю тихо:

– Как ты?! Акуша уберегла тебя от смерти такой глупой! Ты чем думал, когда за мной плыл? Я почти в воде вырос. Могу по нескольку часов плыть против течения этой речки.

Он вдруг улыбнулся слабо и, подняв руки, коснулся ладонями моего лица.

– Хочу быть твоим, Путиш… позволь… о тебе лишь мечтаю…

Неверяще смотрю на него и боюсь даже вздохнуть. Это сон!

Воевода с остальными замами уехали. К Циате обещали отправить карету. Аштан подбрасывает у костра ветки, чтобы сделать пожарче. А я так на берегу и сижу над Циате. Пока Аштан на нас не смотрит, я спрашиваю неловко:

– Ты хочешь под суд меня? И так уже Аштаном запугал…

Он зашептал горячо:

– Прости… прости… ревность – плохая помощница для разума. Прошу… приходи ко мне…

Но я мотаю головой.

– Я не могу… нельзя… не положено… я должен жить ради Аштана. Если бы раньше предложил… я ведь и сам по тебе сохну не первый месяц. Но нельзя нам…

Он вдруг тянет мою руку вниз и с силой давит на свой вставший член.

– Видишь… видишь, что ты со мной делаешь? Я видел то же самое и у тебя на меня. Не могу я уже сдерживаться. Я специально перешел в вашу роту. Как тебя увидел тогда. Ты тогда вытащил нас из пленения чупановцев. Один ты пошел на всё, чтобы вытащить нас. Таким тебя и запомнил… самый красивый и самый сильный. А еще…

Аштан громко крикнул:

– Неси его сюда, дядя Путиш! Неси!!! Отогреем!

Давясь от желания им обладать, вот прямо сейчас бы вот утащил под тот навес, и даже если бы он передумал, всё равно снасильничал бы над ним, над его телом. Из последних сил сдерживаю себя и легко поднимаю, унося к костру, сжав челюсти, чтобы не застонать от желания.

– Тебе тяжело? – спрашивает он тихо, слабо пытаясь тронуть мой лоб ладонью, но я мотаю головой.

– Не стоит нам… не стоит…

У костра уже чувствую облегчение и вижу, как карета только въехала во дворы деревеньки. Ну, вот и все. Наконец-то, от греха подальше!!! Акуша не простит мне, если я пожертвую свою жизнь ради офицера, а не ради своего названного теперь уже почти сына. Эх, рано ты объявился, Аштан, рано…

Циате, нахмурившись, смотрит на костер и наконец, говорит:

– Впервые я так вот на дно. Думал, догоню…

Аштан беззаботно спрашивает:

– А зачем догонять-то было?

Циате переводит взгляд на Аштана и кивает.

– Да, ни к чему это всё было. Ты прав, Аштан.

Тот кивает и вдруг спрашивает:

– А почему у вас такое странное имя?

Я усмехнулся и сам решил ответить на этот сложный вопрос.

– Нас разделяет, Аштан, сословие. Он родовитой крови, и он офицер. Мое имя – обычное. Твое, Аштан, заморское. Моего отца звали Путятиш. А его отца никогда бы так не назвали. Ему офицерская должность перешла по роду. А нам – лишь если заслужим крепко, – я хотел, чтобы он разозлился на меня, чтобы решился отомстить. А он, лишь усмехнувшись, кивнул.

– И правда, Аштан, все правда, что сказал Путиш. Я родился уже в звании офицерском. А он – освободив не одну сотню рабов из лап Чупана, так и был рядовым, пока…

Сердце сжалось от догадки, и я, встав, сам разозлился.

– Так вот к чему мое повышение?

Он попытался было встать и тут же свалился от слабости.

– Путиш… прости… я лишь обратил внимание воеводы, что ты набил офицеров в первом же построении перед врагом. Ты, а не ваш капитан Важега. Он себе всегда приписывал заслуги вашего отряда. А еще заметил ему, показав на тех, кого ты освободил… они все помнят лишь тебя. Ты представлен к высшей награде и тебе дадут офицерское звание и также твоему сыну, – он смотрел на меня потеряно и расстроено. А я, опустив голову, лишь небрежно бросил:

– Ваша светлость, там карета ваша пришла. Извольте, вас проводит Аштан.

Он лишь усмехнувшись, начал одеваться. Аштан помог ему, Циате, поблагодарив его коротко, зашел в карету и сказал Аштану:

– Ты не передумай на счет лекаря. Благородное занятие. И дядьке твоему по карману, также у меня ночуй иногда. Я предупрежу слуг. Тебе комнату устроят.