Алексей Егоров - Навклер Виал 4: Негостеприимные воды

Парень из Кемила мог бы объяснить, что беднота из сельской округи не любит чужаков. Виал это знал и сам, но обычно эта нелюбовь проявляется в молчаливом недовольстве. Чтобы летели камни…

Потому этим занялись дети, пользующиеся своей безнаказанностью.

Их было не больше десятка, но они метали камни с такой скоростью, словно сотня. Камни мелкие, нагретые солнцем и детскими ладошками. Снарядов полно вокруг, они были такими легкими, что могли далеко лететь. Не все находили жертву, но некоторые камни попадали в чужестранцев. Ссадины, небольшие синяки – больше моральный вред, чем настоящий.

Чтобы метнуть снаряд тяжелее, необходимо подойти ближе, а это чревато.

Эгрегий начал браниться, взбежал на холм, собираясь преследовать наглых детей. Те тут же бросились прочь, словно опытные пращники выдерживающие расстояние между собой и врагом.

У них было преимущество в скорости и маневренности. Это их земли, они прятались среди маслин, ныряли в овраги, исчезали из виду, словно туман.

– Эгрегий! – крикнул Виал. – Стой!

Он не боялся, что товарищ настигнет детей. Пока это все игра, пусть жестокая, с неприкрытой ненавистью, но стоит задеть хоть одного ублюдка, так полыхнет весь регион.

– Останови его! – крикнул Виал Хенельге.

Сам он не мог преследовать товарища.

Женщина метнулась на холм, в два прыжка настигла Эгрегия и схватила его. Тот продолжал бранить чумазых ублюдков, но позволил себя увести. Его противники тут же воспользовались ситуацией и вынырнули из укрытий.

Камни продолжали сыпаться на чужестранцев, пришлось им продолжать путь под этим дождем. Слабость Виала, его неспособность идти быстрее, задерживали чужаков. Эти мелкие шавки могли расценить их бег, как трусость. Почуяв кровь, все местные могли бы наброситься на гостей.

Говорить времени не было, да никто и не хотел. Все, кроме Мустифа, были поражены случившимся. А бывший раб мог рассказать, как сам в детстве забавлялся, кидая камни в проплывающие мимо лодки.

К счастью, Эгрегию не пришло на ум ответить на обстрел. Праща служила ему поясом, слишком туго затянутым, чтобы его сорвать на ходу.

Дети преследовали чужестранцев до полудня, затем куда-то подевались, но вечером все продолжилось. Возможно, это была уже другая группа, ни Виал, ни его спутники не имели желания разбираться.

Пришлось смириться с этим, продолжать путь в компании.

Порой им что-то кричали, забравшиеся на холм подростки делали неприличные жесты, завидев женщину. Хенельга отвечала им тем же, что сбивало нахальных преследователей получше всяких снарядов. К такому они не были готовы.

– Ты держишься лучше нас, – подивился Виал.

– Я вдвойне чужак, – ответила Хенельга, – мне проще.

Были и другие причины, в отличие от местных женщин, она отличалась крепостью духа. Порой Виал замечал, что ее душа намного сильнее его собственной. У нее просто нет оправдания чтобы быть слабой, вот и приходится проявлять большую силу. Большую, чем ее спутники.

С закатом безумный дождь из камней прекратился. Детей замело в их хижины, к большей радости путешественников.

Найти места для ночлега не удалось, разжигать огня люди не хотели. Целый день под давлением заставлял их проявлять осторожность. Виала даже не успел омыть ожоги в источнике. Пришлось тратить запасы из фляги.

– Зачем они это делали?! – чуть погодя воскликнул Эгрегий.

– Не знаю, – ответил ему Мустиф.

– Но ты сразу понял, что они намерены делать! Ведь так, не отрицай.

Кемилец кивнул, но объяснять ничего не стал. Что он мог бы сказать? Зачем он сам это делал в детстве? Из страха или из зависти. Жили они не богаче чем дети в Гирции, но и не беднее, так почему же были жестокими к чужестранцам. Объяснения просто нет. Но что в Кемиле, что здесь чужестранцев не любили. Может быть, поэтому дети были к ним так жестоки.

До Тритогении, как очевидно, они не добрались за этот день. Пусть под обстрелом они не глядели по сторонам, но уж не заметить огромный город просто не могли.

Третий рассвет они встретили в дороге. Голод и жажда заставили подняться раньше солнца. К тому же, хотелось пройти как можно больше, прежде чем их заметят местные.

Лишь пастухи со своими стадами составляли им компанию. Не было слышно флейт, песен, козы мекали, выдавая испуг. Какая-то давящая атмосфера, безрадостный туман накрыл эти земли. Подобного путники не ощущали в Виоренте, но там они не покидали приделов города.

Ничего не напоминало о воспетых пасторалях. Оливковые сады походили на костлявых мертвецов, глядящих с пожелтевших террас на чужаков. Тощие козы, чья шерсть не годилась ни на что, провожали гноящимися глазами четверку путешественников. И нигде не было видно людей до самого восхода.

– Жуть, – проговорил Эгрегий. – Совсем не похоже на окрестности Мерзы.

Городок, рядом с которым располагалось поместье его бывшего хозяина, был небогатым, типично провинциальным. Расположенный вдалеке от торговых путей, на второстепенной дороге. Даже там люди были приветливее, жизнерадостнее. Да, бедные, но не обозленные.

– Что с ними не так? – спросил он.

– Понятия не имею, – ответил Виал.

Он бы хотел объяснить спутнику подоплеку, просто чтобы поддержать разговор. Его товарищ впервые нарушил молчание за все это время, обратился к нему с вопросом. Вот только ответить на него Виал не мог.

– Они злы, потому что богаты, – только сказал он.

– Не похожи они на богачей.

– Не сами люди, но эти места. Столько монет тут находится. И не серебро, а золото! Тысячи кораблей, набитых пшеницей, вином, маслом и соусами приходят в Тритогению.

– Так чего они злы?

Виал пожал плечами. Сказал, что это остатки былой роскоши. Обжиравшиеся мясом местные вынуждены были перейти на рыбу, отчего и недовольны. Проще сказать, они жаждут вернуться в золотой век, когда крестьянин Тритогении был богаче патриция из Гирции.

Чужестранцы ожидали, что местные продолжат их приветствовать камнями. Повезло, холмы остались на юге. Тропа сбегала вниз по склону, приближаясь к морю. Теперь она проходила через рыбацкие деревушки, далеко от маслинников и козьих стад.

Небольшая перемена, но многое изменилось. Нет, местные не стали жизнерадостными работягами, что поют и работают одновременно. Виал понимал, отчего эта перемена.

В рыбачьих поселках мужчины сейчас находились в море. Никто бы не смог постоять за жестоких мальцов, решивших поприветствовать чужаков. Женщины работали в огородиках, поглядывая из-за оград на незнакомцев, а детишки прятались от них, смотрели через щели в хижинах.

Подобное вполне устраивало путешественников. Уж лучше холодная неприветливость, чем добрый камень, пущенный тощей рукой.