Александр Кучаев - За мертвой чертой

– Нет, Генри, уезжать рано, прежде мне надо вытащить на суд людской ещё одно дельце, показать, кто есть кто и откуда протянулись щупальца спрута.

Речь шла об афере, связанной с захватом Федотовым и его людьми машиностроительного завода.

– Черноусов, ты погубишь себя!

– Может быть. В любом случае в том помойном обществе, которое они учреждают, я жить не хочу. И всячески этому буду препятствовать.

– Ах, дурачок, ты не представляешь, как мне хорошо с тобой! Одно беда – сердце кровоточит, чует оно, кончится скоро всё не очень ладно.

Такая получилась у них любовь. Тогда, несколько лет назад, история эта получила широкую огласку, причём людская молва, в противовес газетам и телевидению, рисовала её только в романтическом свете. В итоге, обмарать Черноусова совершенно не удалось. Наоборот он виделся этаким возвышенным джентльменом, особенно в глазах большинства женщин.

Когда Воробьёвы уехали, в народе стали поговаривать, что их принудили покинуть город, пригрозив чем-то Генриетте. О том, что случилось с самим Виктором Алексеевичем, я уже рассказывал.

…Теперь эту историю снова пустили в ход, и опять ничего не вышло. И по другим позициям сказать слишком много про Черноусова информационные средства тоже никак не могли – журналист ничего не украл и был гол как сокол.

Поэтому постепенно акцент был смещён на то, что будто бы он по-прежнему в значительной степени невменяем, и довольно прозрачно стали намекать на дебилизм, олигофрению. Дескать, самовыдвиженец не в состоянии ни как следует, грамотно изложить свои мысли, ни тем более материально и финансово обеспечить себя лично, не говоря уже про город. Короче, по словам оппонентов, получалось, будто перед избирателями не кандидат в мэры, а Иванушка-дурачок.

Дней за десять до выборов состоялись теледебаты с участием нашего журналиста и действующего градоначальника.

Федотов подул в прежнюю дуду и начал упрекать оппонента в непрофессионализме и неспособности ввиду этого создать условия для нормальной жизнедеятельности города. А Черноусов в ответ привёл внушительные цифры на счетах градоначальника в отечественных и зарубежных банках – цифры в полном объёме обеспечил всё тот же дон Кристобаль – и попросил объяснить их происхождение.

Федотов только глаза выкатил и ничего вразумительного сказать не мог. Тогда о происхождении огромных денежных средств начал рассказывать его соперник – во всех подробностях.

Короче, баталия была ещё та.

Прежде уже долгие годы на избирательные участки приходила едва ли десятая часть электората, и члены избиркомов вынуждены были пачками вбрасывать в урны необходимое количество бюллетеней, чтобы создать хотя бы видимость активности населения и обеспечить прохождение намеченных кандидатур.

Появление же Черноусова в избирательной кампании придало привкус настоящей борьбы за голоса, у горожан пробудился интерес к выборам, они поняли, что могут сами решать свою судьбу и чуть ли ни стопроцентно явились на участки для голосования. Мало того, стихийно образовались инициативные группы, контролировавшие подсчёт голосов во избежание фальсификации. Но при такой явке и фальсифицировать было непросто.

И вот исход: за Виктора Алексеевича Черноусова проголосовало более девяноста процентов.

Улицы ликовали. Незнакомые люди обнимались друг с другом и кричали здравицы. У многих пробудилась надежда на радикальные перемены к лучшему.

Федотов и его команда растерялись. Несколько дней они не знали, какие действия предпринять. Тянул время и губернатор области.

– Посмотрим, на что способен Черноусов, – сказал он только спустя неделю после выборов. – В любом случае он у нас в руках. Финансы в Ольмаполь поступают через областной центр. Если новоиспечённый мэр вздумает рыпаться, мы быстро перекроем ему кислород. Может быть, и неплохо, что избрали именно такого. Когда дела у него посыплются, все увидят, насколько ущербно отдавать предпочтение человеку, оппонирующему партии власти. И впредь будут вести себя благоразумней.

Всю предвыборную кампанию Виктора Алексеевича и до конца его службы я почти неотлучно находился при нём, выполняя обязанности и охранника, и, в какой-то степени, помощника.

Именно охранника, потому что дон Кристобаль много чему меня научил: и боевым единоборствам, и отличной стрельбе из пистолета, и метанию ножа, и оценке возможных действий неприятеля – уже существующего и потенциального. Я научился укладывать соперника на лопатки одним движением руки, не соприкасаясь с ним – на такое способны лишь единицы даже среди лучших российских рукопашников. Да что движением – я мог остановить человека одним лишь взглядом и заставить его опуститься на колени. Я научился читать мысли людей и чувствовать опасность на расстоянии.

Дон Кристобаль каким-то образом просветил мой мозг, заставил его работать по-другому и наделил многочисленными свойствами, недоступными мозгу обычного человека.

Испанец тоже не оставался без дела, но он не афишировал своё присутствие, не лез на первый план, а как бы только кружил вокруг да около, обеспечивая успех Черноусова.

В первый же день работы новый мэр выступил по телевидению.

– Слушайте, народ Ольмаполя, – сказал он, в частности, обращаясь к согражданам. – Я не начальник над вами, а лишь управляющий, нанятый посредством выборов. Вы, в целом, моё начальство, а я только ваш подчиненный. Вы наняли меня, чтобы я выполнял ваши пожелания и требования, направленные на улучшение условий проживания, укрепление здоровья, повышение благосостояния всех и каждого.

Каждую неделю я буду отчитываться перед вами, куда и на что потрачен каждый рубль из городского бюджета. Денег сегодня в этом бюджете кот наплакал, и чтобы хоть сколько-то пополнить его, я отказываюсь от зарплаты, которая была у моего предшественника, и оставляю себе среднюю ольмапольскую. Очень хотелось бы, чтобы настоящему примеру последовали все мои заместители и помощники.

– Болван, – прошептал смотревший передачу начальник полиции.

– Ну ты себе рога обломаешь, – сказал бывший мэр Федотов, – и мы тебе в этом поможем.

– Круто, круто берёт борзописец, – в свою очередь проговорил начальник налоговой инспекции Рябишкин, – как бы на повороте не завалился в кювет.

Помимо зарплаты и нескольких коммерческих предприятий, главный мытарь много чего ещё имел; перечислять – не хватило бы и целой страницы. Даже сын его, Эдик Рябишкин, двадцатилетний обалдуй, напрасно прожигавший жизнь, и тот числился на трёх работах в подотчётных налоговикам предпринимательских структурах. И имел с этого навар, которого вполне хватало на девочек, рестораны, клубы, плавательные бассейны для избранных и т. д., и т. п. Но сыновний приварок – это, конечно, был так, семечки, сущий пустяк.