Александр Кучаев - За мертвой чертой

– Идиот, что он делает, – мысленно произнёс председатель городского суда, – кого он пытается изобразить?

Прокурор ничего не говорил; он лишь хмурился, поглядывая на телеэкран, и потягивал из бокала любимый коньячок.

А новый мэр и вправду отказался от большой зарплаты. Ездил на работу и обратно домой, на улицу Амбарную, на маршрутном такси, служебную же машину использовал только для деловых поездок. Ходил всё в том же простеньком пиджачке, который на нём видели в избирательную кампанию, и без галстука – на новую одежду у него ещё долго не было денег. В обеденное время питался не в столовой, размещённой в полуподвале под зданием мэрии, а в комнате за своим кабинетом. Чаще всего на столе у него был сладкий чай с чёрным хлебом, реже – варёный картофель с солёным огурцом и той же ржаной горбушкой, ещё реже – картофель, хлеб и свиное сало собственного посола. В общем, то, на что хватало денег у большинства населения города.

Делать нечего – глядя на него, урезали себе зарплату и замы мэра. Но знаю точно, что они получали во сто крат больше с вотчин, которые курировали.

Впрочем, всех их Черноусов уволил спустя две-три недели после своего вступления в должность. А на их место назначил грамотных специалистов – рядовых чиновников из аппарата городской администрации, ещё не испорченных повседневной жизнью, и сколько-то человек из преподавательского корпуса, а также из предпринимательского сословия.

В числе последних был и Тимошин Пётр Андреевич, владелец «Мясного подворья». Завод его считался предприятием средней руки и специализировался на изготовлении колбас, свиных рулетов, разных копчёностей и других мясных изделий. Кажется, я уже упоминал об этом.

Так вот, этот мясоруб и стал замом по экономическому и промышленному развитию. Человек глубоко верующий, а потому честный, Тимошин платил своим работникам одну из самых высоких, по местным меркам, зарплат, и продукция его всегда отличалась хорошим качеством, без каких-либо вредных примесей. Это его дочь выкрикнула тогда на знаменитом цирковом представлении: «Товарищи, опомнитесь!» В тот вечер они с братом были в числе немногих, кто не посрамил ни себя, ни свой род.

«Мясным подворьем» стал заниматься сын Тимошина – Леонид, скромный молодой человек, весьма сведущий в изготовлении конечных мясных продуктов и тоже набожный.

Пётр же Андреевич полностью отошёл от бизнеса.

Есть, есть всё-таки на Руси честные. благородные люди, только затолкала их предыдущая власть на самое дно и в подполье общественной жизни!

Зам по экономике и промышленности тоже не раз выступал на телевидении.

– В конечном счёте, самое главное – это наивысшая производительность труда, – говорил он, приводя слова одного из классиков научного коммунизма. – Если смотреть шире, самое главное – это наиболее эффективная экономика. Есть она у нас? Нет, тут у нас и конь не валялся. Потому наша задача – такую экономику создать!

В отличие от предшественников, Тимошин не брал взятки, а весь круг вопросов пытался решать, только исходя из целесообразности принимаемых решений.

Постепенно какое-то шевеление в курируемой им сфере началось, но тяжело шло у него, со скрипом. Многим он мешал проворачивать делишки, не предназначенные для посторонних глаз. На него стали оказывать давление, посыпались угрозы. Как это делается, хорошо известно из центральных СМИ.

Однажды Тимошину позвонили и сказали, что если он не оставит свой пост, то у его детей появятся серьёзные проблемы со здоровьем. Мне было известно, что именно из-за подобной угрозы в своё время вынужден был закрыть филиал самарской товарно-сырьевой биржи в Ольмаполе его директор Егоров, сыновей которого вообще грозились сжечь.

Зам по промышленности немедленно уведомил своего начальника. Черноусов проинформировал меня, а я, продолжая цепочку, – дона Кристобаля.

– Я это предвидел, – сказал испанец. – Передайте мэру, пусть Пётр Андреевич ни о чём не беспокоится и продолжает работу в том же режиме. Безопасность Зинаиды и Леонида я гарантирую – на сто пять процентов.

Обратившись же ко мне, сказал:

– Нанесём упреждающий удар. И вы, кабальеро, мне в этом поможете.

Следующей ночью в Поле Чудес запылал особняк Сыроедова, владельца нескольких ведущих и многих второстепенных промышленных предприятий в регионе и за его пределами. Я неплохо был о нём наслышан. Индустриальная империя этого неприятного типа, в недалёком прошлом лидера одной из преступных группировок, поднималась, словно магма в жерле Килауэа, с использованием разрушительных для общества методов. Тимошин же кое в чём стал ему мешать.

Двухэтажный дом, а лучше сказать – дворец, горел быстро. За считанные минуты от здания, выполненного в подобии готического стиля, остались одни лишь прокопчённые руины, даже стены обрушились. Обитатели его едва успели выскочить в окна первого этажа. У промышленника было немало всякого добра, антиквариат, который он собирал годами, картины, драгоценности и наличность.

Мы с испанцем стояли на Хромушкиной горе, возвышавшейся не далее чем в километре от посёлка, и созерцали зарево от начала и до конца, прибыв за некоторое время до первых сполохов.

Дом Сыроедова, освещённый уличными фонарями, с живописными широкими окнами, выделялся среди других хоромин своей псевдоготикой и был хорошо виден.

Сначала там ничего не происходило и ничто не предвещало беды. Мы просто стояли и ждали.

– Вы устроите пожар мысленным усилием? – спросил я у испанца.

– Нет, там орудует один из моих молодцов.

– Кто он? Я его знаю?

– Это материализованный фантом. На время материализованный. Я использую его в некоторых случаях. Возможно, вы ещё познакомитесь с ним.

И вот в посёлке, раскинувшемся перед нами, занялось. В первую минуту вспыхнула постройка, в которой была обустроена сауна. Затем, на удивление быстро, пламя перекинулось на жилой дом – загорелось сразу с трёх сторон.

Как это случилось, для меня осталось загадкой, потому что сауна размещалась на довольно-таки значительном расстоянии и было полное безветрие. До нас донёсся звон разбитого стекла, и из оконных проёмов начали выпрыгивать человеческие фигурки.

Признаться, я испытывал непередаваемое чувство удовлетворения при виде столь впечатляющего зрелища. Вспомнился обугленный чёрный каркас, оставшийся от моего жилища.

Есть, есть на белом свете справедливость! Оказывается, несчастья обрушиваются не только на нищий народ, но и на тех, кто его в эту нищету вгоняет. В отблесках пламени глаза дона Кристобаля тоже горели грозным жутким огнём, леденящим душу.

На месте пожарища ещё пылали головёшки, когда мой амиго включил телефон и поднёс его к уху.