Сергей Малицкий - Тень Лучезарного

А она пришла в себя, умылась, сходила к Бенефециуму, поправила сломанный нос, выбитые зубы и перестала разговаривать с муженьком. А через девять месяцев после той кровавой ночи родила Вануму мальчишку Зелуса. И ведь можно было бы обвинить в чем-то старика угодника, так ведь уродился парень одним лицом с Ванумом, а уж когда подрастать стал, даже Тигнум и Ванатас не раз говорили младшему брату, что чудится им, будто не Зелус хнычет в коридорах королевского замка, а именно он, Ванум, вернулся в давно прошедшее детство. Ну как тут не ненавидеть и жену, и Зелуса, который и в самом деле рос мерзавцем и лентяем, и Тигнума, и Ванитаса, и обоих сыновей Тигнума, и все вокруг? Даже поводы для гордости стали стираться со временем, и вот, кажется, привалила наконец удача.

– Собирайся, – крикнул Ванум, открыв впервые за долгие годы ногой дверь в покои жены. – Собирайся, Клам! Мы едем в Ардуус.

Все еще красива была аштаркская принцесса. Несмотря на шестьдесят один год возраста. Да, змеились морщины вокруг глаз и губ, но сами глаза горели все той же ненавистью, которую Ванум разглядел той самой ночью. Или это отражалась в них его ненависть?

– Зачем? – спросила Клам. – Что мы забыли в Ардуусе?

– А ты еще не слышала? – рассмеялся Ванум. – Наш сын, Зелус Ренисус, провозглашен императором Ардууса! Великого Ардууса!

– Императором? – побледнела Клам. – А куда же делся Пурус? Ведь у него был свой сын, Болус, кажется? Я даже слышала, что Аша вышла за него замуж? И почему у тебя нет траурной ленты на шее? Ты забыл? Король Тигнум погиб!

– Плевать на траур! – рявкнул Ванум. – И на Пуруса. Знать не знаю, что с ним. И что с Болусом – тоже не знаю. Собирайся! А что касается траура, то где старший сын Тигнума? Ах, он написал, чтобы я покоролевствовал за него немножко? Что он скоро будет, но задерживается, потому как его жена, кстати, дочь того самого Пуруса, рожает очередного выродка? А сможет он заполучить в дети самого императора? Собирайся!

Сборы были недолгими, зато процессия получилось богатой. Самых рослых дружинных воинов взял с собой Ванум, украсил лошадей золотом и живыми цветами из оранжерей Тигнума, пусть их лепестки и завяли тут же на холоде. В конце первой недели второго месяца зимы, преодолев под сотню лиг почерневшей от близости Светлой Пустоши дороги, эскорт подошел к северным воротам Ардууса. Столица поначалу встретила Ванума неприветливо.

– Что надо? – зарычал из окна надвратной башни стражник.

– Правда ли, что императором Ардууса стал Зелус?! – крикнул калам-десятник снизу.

– Правдивее не бывает! – рявкнул стражник. – А кто сомневается, уже давно лишился головы. Хотите добавить пару сотен воинов в ряды безголовых?

– Сейчас ты станешь безголовым! – завизжал, подав коня вперед, Ванум. – Открывай ворота, поганая тварь! Перед тобой отец и мать великого императора! Ванум и Клам Ренисус!

Ворота заскрипели через минуту. Видно, посыльный умчался уже во дворец Зелуса, да и что могло быть у нового императора кроме дворца, ибо и стража, и храмовники в зеленых балахонах униженно раскланивались, когда эскорт Ванума заезжал в Ардуус.

– Ванум, – может быть, впервые за несколько лет, в ужасе прошептала Клам, приблизившись к мужу. – Посмотри! Лед окрашен кровью. Всюду кровь! Мне кажется, что у крепостных башен, там, где помост, груда порубленных на куски тел. Посмотри, Ванум! И людей нет на улицах! Совсем нет!

– Какое мне дело? – важно отвечал состарившийся принц Бэдгалдингира. – Может быть, и так. Люди, спрятались. Боятся гнева императора. А куски тел… А ты как думала? Всякий император должен наводить порядок. Если бы я стал правителем Бэдгалдингира, у нас бы тоже лежали на улицах куски тел. А может быть, я и стану правителем Бэдгалдингира? У кого сын великий император? У меня или у Тутуса Ренисуса?

Улицы Ардууса и в самом деле были чисты, разве что кровь заливала все, и куски тел попадались тут и там. А уж возле ворот цитадели дымились костры, пахло паленой плотью, и обугленные тела висели на железных кольях. Клам вскрикнула и лишилась чувств, но стражники удержали ее в седле.

– Сюда! – обернулся от ворот цитадели провожатый. – Мало кому дозволяется приблизиться к великому императору! Вам оказана большая честь!

– Ты посмотри! – плеснул в лицо Клам квачем из фляжки Ванум. – Посмотри, как высока башня цитадели. Возьми себя в руки. Нам с тобой, только нам с тобой дозволено подняться на самый верх. Оттуда наш сын правит великим Ардуусом и будет править всем миром. И оглянись! Ты видишь? Все его стражники – женщины. Даже девки! Красивые девки! Узнаю озорника Зелуса!

– Прошу вас! – у начала лестницы Ванума и Клам встречал сам Церритус. – Дядя Ванум и тетя Клам! Поднимайтесь! Император ждет вас! Я завидую вам, мало кому удается встретиться с ним. Даже я встречался с ним лишь два раза. Только два раза, о которых я буду помнить до конца своих дней! Идемте! Я провожу вас до входа в башню!

Церритус поднимался по ступеням, что тянулись вдоль стены цитадели, и то и дело оборачивался:

– Город наполнен радостью и гордостью за императора. Но скоро настанет великий праздник. Через неделю. Император день и ночь трудится, чтобы сплести потоки силы, исходящие от Светлой Пустоши. И когда он их сплетет, то соорудит из них плеть, и пустошь подчинится ему, и великая радость наполнит Ардуус.

– А кровь и мертвые на улицах Ардууса тоже от великой радости? – спросила Клам, которая с трудом переводила дыхание, высоко вела лестница, очень высоко.

– Что ты говоришь, тетушка? – улыбался, оборачиваясь, Церритус. – Разве твои служанки ловят отвратительных мух, что залетают в твою опочивальню? Разве они ловят их и отпускают на волю? Или их еще и кормят, налив медовой водички в блюдце? Их убивают, тетушка.

– Разве люди – это мухи, Церритус? – спрашивала Клам, несмотря на то, что Ванум толкал ее сухим кулаком в бок.

– Люди куда хуже и опаснее мух, – отвечал Церритус.

– Что у тебя с лицом? – спрашивала Клам, отпихивая мужа. – Твои глаза черны, как будто ты накурился горной травы!

– Я пьян от счастья, – улыбался Церритус. – От счастья, что служу великому императору. И вы будете счастливы. Потерпите. Осталось немного.

Дыхание перехватывало уже на мосту, что вел от лестницы на стене к башне.

– Дальше без дозволения я не могу, – поклонился Церритус. – Проходите и поднимайтесь наверх. Ни охраны, ни слуг там нет. Только великий император на самом верху.

– Так он что, ничего не ест? – удивился Ванум.

– Почему же? – расплылся в улыбке Церритус. – Он велик и одновременно прост. Как родной человек. Ест. Пьет. Любит каждого из нас.

– Каждого? – усомнилась Клам.

– А как же он призывает слуг с едой или с вином? – не понял Ванум. – Как он отдает приказания? Кричит сверху?