Екатерина Дей - Амир

– Но их же могут…

– Рина, это их задача, охранять тебя.

– Но их могут убить!

– Могут. Поэтому мы улетим вертолетом, в котором, кроме меня, никого не будет.

– Алекс, я ничего не …

– Ты ничего не должна понимать в своей охране.

Голос Амира был строг, а взгляд тяжел. Он посмотрел на Алекса, и тот подхватил меня на руки.

– Рина, тебе придется молчать всю дорогу, чтобы тебя не услышали. Никто тебя не увидит, Алекс закроет своей энергией, но голос могут прослушать.

Он отвернулся и уже практически у двери вдруг остановился, постоял мгновение и снова вернулся к нам.

– Мы будем защищать девушек из гарема, чтобы никто не понял, что в машине не ты.

Я кивнула головой, и вся сжалась: такого Амира я еще не видела, казалось, что он уже в бою, ничего его не отвлекало от задачи. И мне сказал о защите девушек только для того, чтобы я не приставала с вопросами к Алексу и не мешала ему меня охранять.

Вертолет оказался в подвале, Алекс просто проявился рядом с ним, я только успела моргнуть глазами. Два боевика взяли меня на руки, занесли внутрь вертолета, усадили в мягкое кресло, закрепили множеством ремней и прикрыли странной прозрачной тканью, которая мягко обернулась вокруг меня. Алекс выглянул из кабины пилота и улыбнулся:

– Рина, я хороший пилот.

Моя кривая улыбка означала лишь то, что я плохой пассажир. Вопрос о том, как мы на вертолете будем вылетать из здания, я сразу проглотила. Тем более, что из-за странной ткани я видела все немного в тумане. А как я дышать буду? Но вздохнув несколько раз, поняла, ткань свободно пропускает воздух, никакого напряжения.

Вертолет произвел звук, и послышался шелест движения лопастей. Поехали. Вылетели мы в оконный проем, который увеличился до размеров всей стены. И сразу – солнце. Казалось, что мы летим прямо на него, так оно сверкало. Я зажмурилась и решила глаз не открывать.

Мы никогда не сможем понять друг друга. Вождь, воин, стратег, хитромудрый политик в жизни, абсолютный одиночка. Именно история с Алексом показала мне, что Амир никогда и никому не доверял, и в человеческой жизни, всего скорее, тоже. Он, как говорят, по жизни такой, а жизни этой шестьсот лет. И я, которая ничего, кроме обид, в жизни не видела, сама не видела, только обиды и собирала, вместо того, чтобы обернуться вокруг и найти радость, увидеть саму жизнь. Я сама и есть Баба-Яга, та, которая не допускает малой толики возможности измениться, расколдовать себя, с одной стороны говорит, что давай, иди, расколдовывай, и тут же заявляет, что не позволит, тьмой угрожает. Ну да, она вроде к Амиру обращается, а на самом деле же мне говорит, что он должен сделать, чтобы меня расколдовать, а я? Я что должна сделать, чтобы расколдоваться? Даже не ради Амира – ради себя. Увидеть этот мир, в который судьба меня забросила, чтобы спасти тех, о которых я даже никогда не слышала, целый народ с вождем во главе. Пока я его не увижу, ничего у нас с Амиром не получится. Значит, для себя? Ну да, для себя, потому что Амир для меня. Я уже хотела хихикнуть над своей мыслью, но вовремя вспомнила, что мне нельзя издавать даже звука, и сжала губы: будем философствовать молча.

Сегодня я увидела Амира другого, даже не могу определить, какого, настоящего, наверное. У которого все продумано до мелочей, мельчайших мелочей, оттенков мелочей. Вплоть до того, что я могу подумать даже не в следующий момент, когда-нибудь. Вот о чем он говорил, вернее, пытался мне сказать, а еще пытался мне объяснить, что со мной он этот опыт не использует. Как та же Баба-Яга проговорилась, не понимает, но идет. Во вчерашнем скандале он даже попросил у меня помощи, а я не захотела услышать.

Я думала о чем угодно, размышляла о наших с Амиром отношениях, а в голове время от времени пробивалась мысль, которую я лихорадочно отталкивала, что происходит с теми девушками, как Амир их защищает, чтобы неизвестные мне враги не поняли, что в этих машинах меня нет. Ведь если он не будет их защищать как меня, эти враги сразу поймут все и будут искать меня, и догадаются, что я исчезла каким-то другим способом, вспомнят про вертолет, на котором никого кроме Алекса не было. Не успев додумать эту мысль, я замерла от другой, Амир не мог просто так оставить нас с Алексом в одиночестве, кто-то еще есть, кто-то, кто готов отдать жизнь за меня, как те девушки из гарема, на самом деле бойцы. После встречи с Шерером, который одним словом уничтожил целую клинику с детьми и врачами, я осознала реальную опасность для всех, кто меня окружает. Кровавая пелена, которая была перед моими глазами в клинике, опять застлала мне все вокруг, и я безмолвно крикнула своему организму, что нельзя мне сейчас терять сознание, никак нельзя: Алексу с Амиром не до меня, они в бою. И организм понял, зрение восстановилось, я облегченно вздохнула, появилась надежда, что мы нормально долетим домой… куда? В ковровый дворец?

Организм нашел самый легкий способ избавиться от волнения – я уснула. Мне снился сон, в котором я сначала ничего не понимала, удивленно озиралась вокруг и пыталась разглядеть лица окружавших меня людей. Они все были высокими, очень сильными, но почему-то боялись меня, стоило мне на кого-то посмотреть, как тот сразу падал на колени и закрывал лицо. Среди них были и женщины, но они еще больше пугались моего взгляда: не просто падали на колени, практически ложились на пол и закрывали головы руками. Я что-то им говорила, но меня никто не слушал, мой голос тоже их пугал, мужчины замирали, а женщины прикрывали лица. Я не выдержала и схватила одну девушку за руку, она от ужаса закричала, и мне пришлось отпустить ее. Что это? Почему такой страх, что я такого совершила, почему меня все так боятся? И тут послышался голос Бабы-Яги:

– Ну что, Темная? Ты этого хотела? Узнала мир, в который пришла? И так будет всегда: где ты, там ужас, ненависть и страх, страх, только страх.

– Я не боюсь.

Она хрипло расхохоталась:

– Боятся тебя. Всегда будут бояться, никто не сможет перебороть этот страх, в тебе столько тьмы и силы, что она погубит любого, кто посмеет приблизиться к тебе. Ты погасишь любой свет, раздавишь все цветы, которые взрастут в лучах этого света, сломаешь их души.

Она довольно захохотала, и все пропало: ни людей, ни ее голоса, Пустота.

Я едва ощутила, как меня распеленали из ткани, словно сквозь туман слышала тревожный голос Вито, его слова тянулись странными звуками и мне были непонятны. Кто-то держал меня за руку и тоже что-то говорил, но и его я не понимала в этой тягучести, мои глаза едва открывались, веки были тяжелыми и не хотели подниматься. Спать, только спать.

Безмолвие окружало меня, ни единого звука не нарушало абсолютной тишины. Я видела всплески яркого света, который иногда проявлялся в глубине пространства, но не мог осветить серого тумана, который заполнил собой все. Этот свет был как всполохи дальней грозы, которая уже ушла, и лишь эти мгновенные проблески напоминают о буйстве огня, ветра и воды. Остался только серый безмолвный туман бессилия.