Татьяна Сапрыкина - Гедамбола

Еще мгновение раздумья. Внезапно я запрыгала вокруг камня, будто бы решила исполнить дурацкий ритуальный танец. А что? Может, просто человеку чертовски холодно стоять босяком на снегу?

– Мне надо домой! Мне надо назад! Я все вспомнила! Одна девушка в поселке помогла мне. Она меня усыпила, и я все вспомнила!

– И кто же ты? – невозмутимо промолвила хозяйка, равнодушно следя, как я мечусь по поляне.

Мне пришлось набрать воздуха побольше, чтобы одним духом выпалить.

– Я принцесса Гедамболы, – потом я немного подумала и добавила, – младший научный сотрудник!

Прекрасная женщина, сидящая на камне, понимающе улыбнулась.

– Хорошо, – она выглядела довольной, как будто я верно ответила урок – сделала то, что она от меня ждала. – Проходи.

– Что, все? – я глянула вниз, через плечо – на ледяное море, поселок, что приютил меня – теперь он снова стал похож на узкую, неизвестную полоску огоньков, и только.

Даже здесь наверху, было намного теплее, чем возле моря. Я растерялась.

– Э-э-э, – немного потопталась на месте, думая, вдруг это придаст мне уверенности.

Я уже хотела спросить, как же мне спуститься с горы. Но тут услышала из-за камня, из-за спины женщины знакомое кряхтенье и тихую ругань. Я попробовала обойти камень – но сделать это мне не удалось, потому что в лицо полыхнуло холодным воздухом с такой силой, что я отпрянула. Однако я все равно успела увидеть самое главное – на земле, с большим деревянным гребнем в руках, подобрав под себя ноги, сидела моя мама.

Возле нее повсюду валялась куча совиных перьев и пуха. Мама была одета в простенькое платье, вышитое по рукавам. Она стала намного старше с тех пор, как я ее видела в своем сне. Кажется, она очень-очень устала. И сильно похудела.

– Иди, – прошептала она одними губами – потрескавшимися и сухими. – Вот увидишь, я в миг расчешу эти космы, и тоже … приду.

Но она не была так уверена в своих словах, честное слово. Не то что тогда, когда обещала приехать вслед за телегой с мукой.

– Свари супа, пожалуйста, а? Умираю, супа хочу. Ворону мне в трусы, как все тут запутано! Ты что, тысячу лет не расчесывалась?

Женщина, что сидела на большом мшистом камне, улыбнулась и чуть наклонила голову назад. Она не сводила с меня своих холодных голубых глаз. Мамины запястья были обвиты ее золотистыми локонами, словно наручники.

– Нам с тобой предстоит много работы. За столько лет все пришло в жуткий беспорядок.

– Это что еще такое? – не выдержала я, все еще пытаясь подойти к маме поближе. – Мы так не договаривались.

– Договаривались! – спокойно ответила женщина. – Я предупреждала. Убежать – не значит освободиться. Отдать то, чего у тебя нет – очень легко.

И тут я разозлилась по-настоящему.

– Ну, знаешь! – закричала я. – Если это правда, и мы все твои дети, то так себя с детьми не ведут! Ты такая мудрая и умная, так научи нас, прости нас, помоги нам!

– А то только и знаешь, что волосы распускать! – добавила мама ехидно. – Ай! – ей в лицо полетел колючий снег.

Женщина тяжело вздохнула и недовольно тряхнула головой. Мама повалилась на спину, потому что ей в грудь ударила волна ледяного воздуха.

– Если бы вы знали, как тяжело быть матерью всему сразу!

Тонкий и горячий ледяной удар пролетевшим ветром пришелся и мне по щеке.

– Ой!

Все бы ничего, но вид мамы со спутанными руками, по-настоящему жалкой и между тем, храбрящейся, выводил меня из равновесия. Не для того я столько в этом замке сидела одна! Не для того лежала возле моря, словно выброшенный на сушу морской котик!

– Я вот тебе покажу сейчас, кто тут начальник экспедиции! Альпинист тебе в печень! Эколог в уши! Орнитолог и психолог в задницу! Отпусти мою маму! Рентген несчастный! У меня от тебя сотрясение мозга 2 степени!

Пока хозяйка справлялась с недоумением, мне все-таки удалось забежать ей за спину, где я быстро вытащила из заплечного мешка ножницы, и – раз – чикнула ими со всего размаху.

Я собиралась остричь локоны, которые связывали маму, но она закричала: «Режь все!» От испуга я слегка замешкалась, и этого хватило, чтобы моя невероятная мама выхватила ножницы и быстро-быстро, сноровистыми движениями отрезала женщине ее прекрасные золотистые локоны – все, до последнего.

Вот такая у меня мама.

Сразу же ветер стих, и наступила звенящая тишина.

– Ну, раз уж срубил яблоню – так яблок не жди, – глубокомысленно заключила мама и схватила меня за руку так, что даже запястье посинело. – Деру!

И мы побежали с горы вниз. Сначала по редкому лесу, покрытому тягучим, низким стелющемся туманом. Здесь, наверное, когда-то жили первые люди Гедамболы. А потом лес кончился. Обрыв. Скалы. Мы остановились, тяжело дыша, я сразу же плюхнулась на мох и стала нянчить свои пятки. Бежать босяком – никому не советую.

Вдруг мы почувствовали, как лес за нашей спиной зашевелился, будто кто-то мазнул невидимой рукой по веткам. Мы услышали громкий, глубокий вздох и в ужасе обернулись Высоко в воздухе, расправив руки, в своем невообразимом голубом платье парила хозяйка Гедамболы. Она была бы почти неразличима на фоне яркого неба, если бы не сияние. Ее небрежно обкромсанные волосы, кое-где совсем короткие, разевались, будто лохматая шапка. И вот что. Она наконец-то повернулась лицом к Гедамболе, то есть и к нам тоже. Мне не было видно, но спорю на что хотите, она нам улыбалась. Потому что вздох, который мы услышали, был вздохом облегчения. Несколько секунд прошло, будто несколько дней, женщина хлопнула в ладоши у себя над головой и растаяла, словно ледяная, прозрачная тень.

– Всегда говорила, – прокомментировала моя невозможная мама, – на новолуние надо подравнивать концы. Иначе, видишь, что бывает. Ум за разум.

Но вдруг все отрезанные волосы-ветры разом ожили. Огромным спутанным клубком они, взревев, понеслись с горы, увлекая нас с мамой за собой. Мы цеплялись друг за дружку. Я с ужасом смотрела вперед, выглядывая, куда нас выбросит, а мама зажмурилась и дико орала. Мы летели на скалы.

На Гедамболу неслась буря.

Эти ветры вовсе не были милосердны к нам. Они мотали и швыряли то, что попалось им в руки, из стороны в сторону, но зато они и не дали нам разбиться. Они слегка поутихли только ближе к тому месту, где река делает петлю. А может, мы просто съехали в самый хвост бури, как съезжают по горке в зимний день. Довольно резво яростный клубок миновал предгорье и понесся над лесом. Мы с мамой напоминали вылетевшие из пушки ядра, если только ядра могут размахивать руками и ногами и истошно орать.

– Тебе за это внизу спасибо не скажут, – крикнула я маме в самое ухо – довольно сильно оттопыренное, как и у меня.

Она кивнула, а потом вдруг лицо у нее стало проказливым.