Анна Мистунина - Пути непроглядные

– Сзади! – закричал он.

К ним приближались пятеро. Впереди всех большими прыжками несся огромный, в полтора раза больше обыкновенного, Волосатый. Его длиннющие кривые руки взмахивали при каждом прыжке, словно крылья, тянулись вперед, как будто уже предвкушали возможность разорвать жертву. Покрытое черной шерстью тело прикрывала лишь набедренная повязка из серой шкуры. Из горла рвалось рычание. Гвейр обернулся и крикнул:

– Бежим!

Это глупость, – бешено думал Рольван, пока мчался вслед за ним, увязая в глубоком снегу, к холму Врат, а позади, все ближе, слышался рык и хриплое дыхание преследователей, – от них не убежать, можно только попытаться дать бой, да что, в самом деле, с Гвейром такое случилось? Рычание раздавалось уже прямо за спиной, и Рольван обернулся, вооруженный лишь тонким дротиком да висевшим на поясе кинжалом.

– Гвейр! – только и успел крикнуть он.

Дальнейшее запомнилось ему сплошной сумятицей, мешаниной движений, вспышек и криков боли. Гвейр с занесенным мечом кинулся к рычащему гиганту, отвлекая его внимание от Рольвана; отставшие от вожака на несколько шагов Волосатые налетели вопящей взъерошенной кучей; яркая молния разрезала пространство между ними и холмом, и напавший на Гвейра гигант мгновенно превратился в огненный шар. Гвейр едва успел отскочить. Новая молния безошибочно нашла второго Волосатого. Оставшиеся бросились бежать. Две вспышки последовали одна за другой, и два новых костра с треском и истошными воплями покатились по снегу. Запах горящей плоти и шерсти мгновенно вытеснил воздух из легких. Обернувшись, оторопевший от изумления Рольван еще успел увидеть, как последняя молния вылетает из воздетой руки стоящего на вершине холма человека. Садящееся солнце не позволяло разглядеть его, виден был лишь четный силуэт, кажущийся огромным на фоне закатного неба и вздымающихся за его спиной камней.

– Это – бог?! – выдохнул Гвейр.

– Не знаю, – Рольвана накрыло запоздалым испугом, он выронил дротик и согнулся, держась за колени. – Зачем ты побежал?

– Прости, не придумал ничего лучше. Я уже встречал этого малого, – Гвейр кивнул на догоравшее в отдалении тело и ощупал шрам у себя на лбу. – Не знаю, как я тогда остался жив.

Дикари больше не кричали. Пламя быстро опадало, оставляя на снегу скрюченные черные фигуры. Хуже их вида был только их запах. Рольвану показалось, что его сейчас вытошнит.

– Пойдем, – сказал он.

Тот, кто спас им жизнь, отвернулся и скрылся из глаз. Если бы не пять обгоревших трупов в снегу, Рольван усомнился бы, что вообще кого-то видел. Гвейр кивнул, убирая в ножны меч – лук он бросил еще во время первой схватки, а подобрать так и не успел.

– Пойдем.

Они взошли по склону, испещренному множеством следов, лишь часть из которых была человеческими. Разобрать, кому принадлежали остальные, Рольван не смог; он задумался об этом, но вид, открывшийся их глазам на вершине холма, заставил позабыть обо всем.

Он увидел огромную птичью голову, бессильно лежащую на лапах – звериных лапах, покрытых шерстью и заканчивающихся изогнутыми птичьими когтями. Тело существа было звериным, напоминавшем виденных им только на картинках львов, но спину украшали крылья, сейчас полураскрытые. Концы их лежали на снегу, и было ясно по их величине, что это не праздное украшение, что существо, больше чем вдвое превосходящее в размерах самую крупную лошадь, действительно способно летать. Еще было ясно, что зверь очень стар: по его беззащитно-усталой позе, по белому цвету шерсти и перьев – об их истинной окраске можно было догадаться, глядя на ярко-золотые основания крыльев, – по мутной пленке, застилавшей глаза.

Человек в блестящем черном одеянии стоял перед зверем на коленях, обхватив руками его голову и прижавшись к ней лбом. Глаза его были закрыты. Эта поза и неподвижность выражали такое безмолвное отчаяние, что Рольван и Гвейр смущенно остановились в отдалении. Двое у подножия камней никак не отреагировали на их появление.

Гвейр, более решительный, первым осмелился заговорить. Шагнул вперед и произнес с поклоном:

– Кем бы ты ни был, господин, прими нашу благодарность.

Незнакомец не шевельнулся. Гвейр замер, словно опять натолкнулся на стену. Постоял и медленно отступил назад, к Рольвану.

Бордовый закат придавал неестественно-трагический оттенок застывшей перед ними безмолвной картине. Вроде бы ничего особенного, если не считать чудного полузверя-полуптицы – мало ли они повидали диковинных существ? Но громовая тишина ложилась на плечи гранитной тяжестью, сдавливала грудь. В ней безмолвно звучали крики, и стоны, и проклятия, и горький безнадежный шепот, как будто прямо у их ног вдруг разверзлась бездна страданий, о каких Рольван не мог и помыслить. Он пытался встряхнуться, не понимая, что с ним творится, откуда эти странные мысли и холод, замораживающий сердце. Но глянул мельком на Гвейра, увидел исказившую его лицо гримасу, стиснутые на груди руки и понял, что он не единственный, кто чувствует то же самое.

Горные пики полыхали в закатном пожаре. Красные отблески скользили по снегу, быстро темнея – в этом мире ночь всегда наступала быстро. Незнакомец все обнимал своего неподвижного зверя, казалось, они оба обратились в камень. Понимая, как глупо они с Гвейром выглядят, замерев и уставившись на что-то, вовсе не предназначенное для их глаз, Рольван знал, что лучше умрет, чем словом или движением нарушит тишину.

Он вздрогнул, когда Гвейр шевельнулся и сел, скрестив ноги, прямо в снег. Рольван молча опустился рядом.

Закат почти угас, когда незнакомец поднял голову и заговорил. Его язык был незнаком, не похож ни на звонкую речь людей-ангелов, ни на один из тех, что звучали в их родном мире. В его голосе были горе и гнев, он спорил и заклинал. Диковинный зверь медленно поднял свою птичью голову. Казалось, он без слов отвечает человеку. Тот вскрикнул, яростно не соглашаясь. Положил обе ладони на круглый птичий лоб. Как будто ураганным ветром дохнуло на безмолвных зрителей, толкая их, прижимая к земле. Амулет на груди Рольвана потяжелел и нагрелся. Дымка, похожая на невидимую стену, отделявшую города ангелов, заколебалась в воздухе между ними и незнакомцем.

Потом все закончилось. Человек в блестящей одежде уронил руки и беззвучно шевельнул губами. Из-за полумрака было не разглядеть, но Рольвану показалось – он плачет. Зверь поднял голову так, чтобы коснуться клювом его волос. Такой клюв мог размозжить человеческую голову одним ударом, но незнакомец не испугался, принялся гладить его обеими руками. Зверь приподнялся на лапах – теперь он возвышался над стоящим на коленях человеком, – раскинул крылья и закричал, вытянув шею. Потом повалился на бок, несколько раз вздрогнул и вытянулся. Он был мертв.