Стивен Эриксон - Память льда. Том 2

С каменным лицом Каладан Бруд посмотрел на него, затем покачал головой.

— Понятия не имею, главмаршал Пень.

Выходец из Мотта кивнул.

— Ну, мы можем пожары потушить.

— Тогда этим и займитесь.

— Так точно, сэр.

Корлат стояла в стороне во время разговора, а теперь, когда главмаршал заковылял прочь, приблизилась.

Бруд смотрел ему вслед.

— Воевода?

— Мы же их вроде бы оставили в тылу, — пробормотал он. — А потом… они уже в городе. Оказались по ту сторону к’чейн че’маллей — за воротами, за стеной, и перебили магов. Как же они смогли…

— Воевода, в бухте малазанские корабли. Они приближаются.

Бруд медленно кивнул.

— Об этом мне сообщил Артантос — прежде, чем уйти по Пути на палубу флагмана. На борту имперская делегация — посол, легат, губернатор…

— Все трое?

— Нет, человек-то один. Титулов много — в зависимости от того, как пойдут переговоры, такой он и выберет.

Корлат глубоко вздохнула. Удержи боль, потерю — ещё чуть-чуть.

— Поскольку Войско Однорукого так… пострадало… малазанцы не смогут вести переговоры с позиции силы.

Бруд прищурился и посмотрел на неё.

— Корлат, — тихо проговорил он, — как по мне, малазанцы заслужили всё, чего только ни попросят. Если хотят Коралл, пусть забирают.

Корлат вздохнула.

— Воевода, открытие Куральд Галейн… необратимо. Город теперь лежит настолько же на Пути тисте анди, насколько и в этом мире.

— Да, значит, и переговоры малазанцы должны вести с Рейком. Не со мной. Скажи, твой повелитель заявит свои притязания на Коралл? Семя Луны…

Продолжать не было необходимости. В самых глубоких чертогах города внутри летающей горы по-прежнему лежал огромный груз воды, груз, который она не сможет долго нести. Лунное Семя умирало. Корлат понимала, что его придётся оставить. Так долго она служила нам домом. Буду ли я горевать? Не знаю .

— Я не говорила с Аномандром Рейком, Воевода. И не могу предсказать его намерения. — Корлат отвернулась и зашагала к воротам.

Бруд окликнул её.

Ещё чуть-чуть.

Корлат пошла дальше, миновала арку ворот, её взгляд был прикован к вершине холма за ковром мёртвых тел, укрывшим поле. Там я его найду. Всё, что осталось. Его лицо, дар памяти, теперь холодных. Я видела, как жизнь ушла из его глаз. Миг умирания, смерти. Уходила из глаз, уходила в глубину и прочь. Оставив… меня .

Шаги замедлились, боль утраты навалилась на неё.

О, Мать Тьма, смотришь ли ты на меня сейчас? Видишь меня, своё дитя? Улыбаешься, видя, как я сломлена? Я ведь повторила твою собственную роковую ошибку. Отдала своё сердце, поверила глупым мечтам — танец Света, ты ведь так желала его объятий, да?

И была предана.

Ты оставила нас, Мать… в вечном молчании.

Но…

Мать Тьма, открыв Путь, я почувствовала тебя. Совсем рядом. Неужели горе отдалило тебя, увело так далеко от твоих детей? Когда мы — жестоко, по-детски, чудовищно бесчувственно — прокляли тебя. И добавили ещё один слой боли.

Эти шаги… ты ведь тоже шла так когда-то.

Как же тебе не улыбаться?

Дождь коснулся её лба, обжёг открытую рану. Корлат замерла, подняла глаза, увидела прямо над головой Семя Луны… чёрная гора лила слёзы прямо на неё…

…и на поле трупов вокруг, и дальше — на тысячи коленопреклонённых т’лан имассов. Мёртвые, заброшенные… Цвета будто набрали силу, словно под дождём, набрав влаги, всё вокруг стало крепче, материальней. Не поблекшее полотно, которое привыкли холодно разлядывать тисте анди. Обрезанная жизнь заострила все детали, смыла все цвета, сделала всякий миг болью.

Больше Корлат не могла сдерживаться. Скворец. Любовь моя.

В следующий миг её собственные слёзы слились с солёным потоком, омывавшим лицо.

Из сумрака ворот Каладан Бруд смотрел на Корлат, которая остановилась уже за каменным мостом, на полпути к холму, среди трупов и расчленённых к’чейн че’маллей. Видел, как она медленно запрокинула голову, подставляя лицо серому савану дождя. Семя Луны — трещины продолжали расширяться, а изнутри доносились рокочущие стоны умирающей чёрной горы — зависло в воздухе точно над тисте анди. Сердце, некогда каменное и ставшее вновь смертным.

С безнадёжной уверенностью Бруд понял, что эту картину — ту, что сейчас увидел, — он не забудет никогда.

Серебряная Лиса шла, как ей показалось, уже довольно долго, не зная дороги, не обращая внимания на мир вокруг, пока движение вдалеке не привлекло её. Серебряная Лиса стояла посреди бесплодной тундры, под плотным пологом белых туч, и смотрела, как приближаются духи рхиви.

Маленький отряд, печально маленький — меньше сорока человек — почти неразличимый издали, терялся в огромном пейзаже, под безграничным небом. Сырой воздух пронзил её кости безжалостным холодом, словно напоил кровью поражения.

Что-то произошло. Где-то в этом новорожденном мире. Это Серебряная Лиса явственно чувствовала — град, поток памяти, источник которого был ей неведом. И хотя воспоминания хлестали её так же, как землю вокруг, Серебряная Лиса ощутила лишь смутный отзвук их содержимого.

Если это и дар, то горький.

А если проклятье, то и сама жизнь тогда — проклятье. Ибо в этом замёрзшем дожде скрыты жизни. Целые жизни просыпались градом, иссекли плоть этого мира, растаяли, просочились, напитали почву плодородием.

Но это не моих рук дело.

Всё это. Всё, что я желала создать… уничтожено. Этот мир-сон сам по себе был памятью. Призрачный мир Телланна, воспоминание о моём собственном мире, давнем, очень давнем. Воспоминания, взятые у заклинателя костей, который был при моём пересотворении, взятые у духов рхиви, Первого Клана, взятые у К’рула, у Круппа. Взятые у самой спящей земли — плоти самой Огни.

А у меня… ничего не было. Я просто украла их.

Чтобы создать мир для своей матери, мир, где она вновь стала бы молодой, где она прожила бы нормальную жизнь, состарилась с обычной скоростью.

Всё, что я у неё украла, я бы вернула.

Горечь переполняла Серебряную Лису. Всё началось с того, первого кургана у стен Крепи. С веры в допустимость, необходимость кражи. Кражи, оправданной достойными, благими намерениями.

Но обладание без права владения — ложь, обман. Всё, что она накопила, лишилось ценности. Воспоминания, мечты, жизни.

Всё обратилось в пыль. В прах.

Злополучный отряд духов рхиви подобрался ближе — осторожно, неуверенно.

Да. Я понимаю. Что я потребую у вас теперь? Сколько ещё пустых обещаний дам? У меня был для вас народ. Народ, который давно потерял своих собственных богов, своих духов, которым когда-то давал клятвы, народ, бывший на деле лишь горсткой пыли, праха. Народ.