Анатолий Махавкин - Звери у двери

Вот чем нужно заниматься, а не гонять несчастных детей, от которых король так и не получил пока ни единой царапины. Однако всеобщий пофигизм затронул буквально всех: Галя, точно по инерции, колесит по дальним странам, откровенно скучая и жалуясь мне на однообразие виденного; Илья после смерти Вилены стал настоящим затворником, погрузившись в изучение древних книг. Со мной парень наотрез отказался общаться, но хоть внял просьбам Оли и продолжил питаться. Олечка поселилась на берегу Хрустального озера, и в обитаемые места наведывается крайне редко. Если бы не последние события, думаю, пообщался бы с обоими ещё не скоро. Наташа… Ч-чёрт!

Безжалостный зимний ветер оглушительно свистит между домов, сбрасывая снежные шапки вниз и раскручивая скрипучие флюгера, закреплённые на островерхих крышах. Вихрь с разбойничьим воплем вырывается из подворотен, зарывается в сугробы и с назойливым любопытством сборщика налогов заглядывает в щели стен. Дым из труб покорно стелется по земле, вынуждая девушек морщиться и чихать, недовольно мотая головами.

– Уеду, – бормочет Галя и проводит рукой по волосам, сбрасывая наметённый снег, – до смерти надоел этот богом проклятый городишко!

– Куда? – насмешливо интересуется Оля, опираясь на мою руку. – Помнишь, как ты, вернувшись из Колбира, твердила, будто везде одно и то же? Могу подписаться под каждым словом. Отличаются только цвета кожи да некоторые обычаи, а так… Люди повсюду одинаковы.

– Куда-нибудь подальше, – Галька топает ножкой, и потревоженный снег недовольно взмывает в воздух. – Можно ведь найти место без всей этой грязи и мерзости!

– То есть, без людей? – уточняет Оля, уже откровенно забавляясь. – Ну и чем же ты займёшься в таком великолепном месте? Будешь медленно умирать от голода?

Галя, насупившись, умолкает, и разговор на некоторое время прекращается. Очевидно, девушка размышляет над словами спутницы. Всех нас время от времени заносит в критике человеческой природы, осуждении дурных привычек, внешнего вида и прочих недостатков. Тем не менее во всём этом упускается из виду один весьма внушительный момент. Все мы зависим от людей. Они – наша единственная пища, без которой нам не жить.

Пока Галя размышляет, угрюмо пиная носком сапога снежные наносы, Оля склоняется ко мне и, потёршись носом о щёку, негромко говорит:

– Ты подумал о моих словах? – я недоумённо кошусь на неё, и девушка терпеливо поясняет. – О той странности, которую я упомянула в кабинете Симона. Может, вам здесь на месте и не заметно, но я очень долго размышляла, когда Ната рассказала мне о Детях.

– Когда это вы встречались?

– В самом начале осени она приезжала ко мне в гости, – Оля мрачнеет, – и мне очень не понравилось её настроение уже тогда. Такое ощущение, будто она предчувствовала нечто недоброе, и пыталась понять, откуда ждать беду. В общем, в разговоре всплыли эти ваши спецоперации, и Натка заметила, дескать, неплохо бы накрыть центр, а не гоняться за отдельными группами.

– Была у неё такая мысль, – подтверждаю я, – но Симон утверждал, будто у него нет никакой информации о руководстве заговорщиков.

– Позволь мне в этом усомниться. Это у Симона-то, у нашего Серого Короля, который весь Лисичанск способен спрятать в ящике письменного стола?

– Хорошо. Я же сказал: сегодня оставлю кого-нибудь живым…

– Не того ты собираешься допрашивать. – Оля отрицательно качает головой. – Потряси Симона и посмотри, что вывалится из него.

Допросить нашего Серенького? Мысль кажется мне очень забавной, и некоторое время я молча улыбаюсь. Спутницы, напротив, кажутся сосредоточенными и погружёнными в себя. Чёртова окружающая действительность мало-помалу превратила даже Галин безмятежный оптимизм в меланхоличную депрессию с постоянным брюзжанием по любому поводу. Вокруг не осталось никого и ничего, способного зацепить за живое, взволновать. Даже по себе замечаю: выбирая любовниц, стараюсь подогнать их под определённый тип.

Впрочем, зачем обманывать, заметил это вовсе не я.

Миранда, гостья из далёкого западного Архипелага, которую я увёл у тамошнего хранителя печати и привёз в качестве трофея в Лисичанск. Было это лет пять или семь назад, уж не помню: годы действительно начали мелькать чересчур быстро. Но не в этом суть.

Путешествие вышло не из лёгких. И если плавание по океану с последующим заходом в крупнейшую судоходную реку материка, Линь, обошлось без эксцессов, то путь, который мы проделали по суше, достал даже меня. Дорожная карета несколько раз основательно ломалась, причём последний раз посреди глухого леса, и я едва не прикончил испуганного кучера, пощадив лишь после настойчивого рассказа о быстром ремонте. Ещё сутки мы потеряли из-за жадности таможенников, но три трупа, выброшенные из окна пограничного поста, запросто устранили все препоны. Ну и разбойники, куда же без этих смрадных, поросших нечёсаным волосом санитаров дорог. Недалеко от границ Кории мы потеряли почти весь эскорт, и я совершенно взбесился, уничтожив всю банду из полусотни тупых голов.

К чему это я? Миранда оказалась настолько вымотанной путешествием, что целую неделю не покидала моих комнат, перемещаясь из кровати в ванную и обратно. Слуги ни бельмеса не понимали из её речи, и первые пару дней я терпеливо переводил, а потом посоветовал угадывать желания гостьи, если они желают остаться в живых.

Спустя десяток дней мы первый раз вышли в люди. Девушка шла рядом со мной и стыдливо прикрывалась веером, глубоко приседая при встрече с местными дворянами, как это принято у них, на островах Архипелага. Лилия холодно приняла приветствие островитянки и, презрительно ухмыльнувшись, отвернулась. Со мной она даже разговаривать не стала.

Когда мы вырвались из толпы любопытствующих придворных, к нам подошёл Илья и очень долго рассматривал мою спутницу. Казалось, товарищ не пропускает ничего: ни густых тёмных волос, ни чёрных глаз под пушистыми ресницами, ни гибкой изящной фигурки с небольшой грудью. Потом парень перевёл на меня отяжелевший взгляд и с кривой ухмылкой назвал мудаком.

Центральная часть Лисичанска относительно чиста. Во всех отношениях. Прохожих почти нет, а мусор сметён к стенам домов или в узкие переулки. Более или менее оживлённо лишь у Королевского Лиса, где слышен громкий гвалт, и полтора десятка подогретых выпивкой приезжих купцов выясняют отношения возле помпезного портала, более подобающего какому-нибудь храму.

Стоит удалиться от центра, переместившись в район Слободки, и картина тут же меняется. Груды оледеневшего мусора и нечистот, напоминающие творчество безумного скульптора, и множество прохожих, похожих на ожившие чучела. Каждый одет во что горазд, лишь бы жуткий мороз позволил выдержать нужное время. Нужное – для добычи хоть какой-нибудь суммы или просто еды.