Александр Башибузук - Граф божьей милостью

«Она, не она? — немедленно задался я вопросом. — Мордашка вообще-то на славянскую смахивает. Видно, что богатая, но не дворянка, по одежде понятно. Скорее купеческого сословия. Ухоженная, даже слишком для этого времени. Ну и что делать? Вид у меня не тот, чтобы знакомиться, и вообще, стоит ли? У дамочки все явно в порядке, вон как народец суетится, видать, известная в городе особа. То есть умудрилась не только выжить, но и устроиться. Встретить коллегу-попаданца, конечно, волнующе, но далеко не факт, что полезно. Пожалуй, пусть идет себе…»

Но Провидение, как всегда, вмешалось в планы. Неожиданно откуда ни возьмись выскочили несколько оборванцев и на мгновение обступили матрону.

— Куда лезешь, паскуда! — истошно завизжала дама на великом и могучем.

Верзила с алебардой ломанулся к ней, но воришки, а это были именно они, уже сделали свое дело и попытались смешаться с толпой.

Чудом заметив того, кто срезал кошелек с пояса матроны, я подставил ему ногу, а когда тот плюхнулся в грязь, прижал коленом и, выкрутив руку, вырвал мошну.

А потом с поклоном протянул даме, продолжавшей визжать.

— Прошу, госпожа!

Сказал на русском языке, совершенно помимо воли, машинально. Воришка вывернулся и свалил, дама перестала орать и подозрительно уставилась на меня. Охранник попытался вырвать кошелек из руки, но матрона его властно остановила.

И тут раздался еще один вопль, но на этот раз вопил уже мужик. Тот самый хозяин постоялого двора в Шербуре, где нам с Клаусом пришлось улепетывать по крышам от стражников. Мэтр Ломбер, черт бы его побрал, сам не понимаю, для чего запомнил его имя.

— Это убийцы! Я знаю! — надрывался толстяк, тыкая в меня пальцем. — Преступники и лазутчики. В Шербуре они в розыске…

Дальше произошло сразу несколько событий. Клаус коротко ткнул кинжалом в солнечное сплетение кабатчика. Тот захрипел и осел в грязь. Возникла страшная суматоха, народ ломанулся в стороны, откуда ни возьмись появился патруль городских стражников.

— Найдешь особняк под зеленой черепицей рядом с городской площадью, — шепнула мне дама. — Спросишь госпожу Сервантес. Только хвост не приведи…

И пошла дальше как ни в чем не бывало.

Пришлось срочно смешиваться с толпой. Несколько минут сумасшедшей беготни — и нам все-таки удалось затеряться в лабиринте узеньких улочек.

— Куда, сир? — Клаус зыркнул по сторонам. — В порт нельзя. Через ворота — тоже. Нас успели заметить.

— Тысяча чертей…

— Не гневите Господа, — укоризненно заметил оруженосец. — Нам его милость еще понадобится. Кстати, кто эта дама? Вы с ней говорили на вашем тайном языке…

Вместо ответа я дернул за шиворот плюгавого мужичонку, тащившего на себе корзину с какой-то жутко вонявшей дрянью.

— Где особняк госпожи Сервантес?

— Д-дык в-вот он… — Отчаянно заикаясь, мужик ткнул рукой в высокую ограду, сложенную из тесаного камня.

— Молодец… — Я пригладил на нем драный жакет. Свободен.

— Куда, сир? — повторил Клаус.

— Туда. Становись под забор…

После нехитрых манипуляций мы оказались в небольшом ухоженном садике. Но не успели даже оглядеться, как набежала куча дворни, вооруженной чем попало.

— Мы к госпоже Сервантес! — рыкнул я на них, положив руку на эфес меча. — А ну быстро сообщили!

Челядь не прониклась и попыталась нас прибить, но, к счастью, хозяйка особняка успела вернуться домой и наконец явила себя.

— Вы? — Она жестом угомонила слуг и перешла на русский язык: — Чисто ушли?

— Да, чисто.

Госпожа Сервантес удовлетворенно кивнула и задала неожиданный вопрос:

— А ну скажи, кто был президентом Украины в две тысячи тринадцатом году?

— В России — Путин. У вас вроде Янукович.

— Кацап, значит? — На лице дамы появилось смешливое выражение.

— Звичайно, жиночка, то е так, кацап и е. — Я тоже улыбнулся.

— Господи! — Госпожа Сервантес вдруг всхлипнула. — Господи милостивый! А я думала, что навеки одна в этом Средневековье! Ну что же вы, давайте в дом, родненькие! — И тут же сварливо добавила: — Только опорки свои снимите, не тащите грязь. Иветта! Живо неси горячей воды в мыльню.

Я чуть не прослезился, уловив такие знакомые интонации. Черт, у самого бывшая жена — хохлушка.

Первым делом нас с Клаусом отправили в мыльню, после чего выдали другую одежонку, чистую и вполне добротную, даже дорогую. Видимо, оставшуюся у хозяйки после мужа — как я понял по ее головному убору, госпожа Сервантес пребывала в почетном состоянии вдовы. Весьма состоятельной вдовы — это было заметно по роскошному убранству дома.

И только потом нас пригласили за богато накрытый стол, на котором я с радостью узрел столь знакомые атрибуты любого стола в странах бывшего Советского Союза. Селедочка, переложенная лучком, аккуратно нарезанное сало с прожилками, соленые огурчики, квашеная капуста и здоровенная супница, из которой явственно попахивало настоящим борщом! Борщом! И пампушки с чесноком, и вареники с творогом, целый тазик!

— Сама гоню… — Вдова ловко налила нам в стопки прозрачной как слеза жидкости. — И на семи травах настаиваю. Тут настоящей горилки днем с огнем не сыщешь. Не изобрели еще, убогие. Ну, за встречу! Хай уси наши вороги повыздыхаются!!!

Выпили. Самогон оказался просто ядерной крепости. А сало — выше всех похвал. Да и борщик, верней капустняк, вполне ничего, правда, без картошки.

— Да где же ее возьмешь, картоплю ту… — сокрушенно развела руками женщина. — Нэма, не привезли еще из Америки. Эх… — продолжила она тараторить. — Как вспомню, так вздрогну. Я сама родом с Черниговщины, по профессии… — Она запнулась. — По коммерческой части, в общем. В свое время переехала в Киев, тильки трошки поднялась. И тут, на своем «Купере»… прямо под грузовик. И очнулась уже здесь… Ох и намыкалась…

Жалостливо всхлипывая, вдова поведала свою историю.

Екатерина Ивановна Голобородько оказалась той самой тетей Катей, о которой мне рассказала Лидка. Точно так же, как и я, она погибла в своем времени. И воплотилась в пятнадцатом веке в теле молодой девушки-горожанки. О своих злоключениях в публичном доме она не упомянула, но и я не стал показывать, что знаю об этом. Ни к чему, у каждого из нас свои скелеты в шкафу. А за то, что выжила, — честь и хвала. Даже не хочу представлять, через что ей пришлось пройти.

Купец, за которого Катя вышла замуж, вскоре помер, оставив вдове богатое состояние. Екатерина Ивановна не растерялась и подхватила управление семейным делом, но из Каталонии перебралась в Ла-Рошель, так как во Франции, по ее словам, чувствовала себя привычней. Да и климат подходил больше.

— Ну а ты, ты-то как? — спохватилась вдова. — Небось бедствуешь? — Она окинула меня жалостливым взглядом. — Ну ничего, не переживай, пристрою тебя к делу!