Кирстен Уайт - Моя душа темнеет

– Ты обещал! – крикнула она, хватая его за плечо.

Он высвободился, бросил саблю на землю и пошел обратно к крепости. Половина ее воинов последовали за ним и скрылись в пятнистых тенях деревьев.

– Трусы! – Она подняла саблю Николае и швырнула ее им вслед. – Псы! Ползите на своих животах по собственной рвоте!

Тяжело дыша, она повернулась к оставшимся мужчинам, которые переминались с ноги на ногу и избегали смотреть ей в глаза.

– Поднять щиты! – скомандовала она. Ее губы превратились в тонкую беспощадную линию. Они встали в ряд, плечом к плечу, выставив перед собой сабли, и медленно двинулись вперед. Несколько стрел врезалось в них и упало на землю. Толпа рассмеялась, издевательски свистя и глумясь над отрядом.

Ильяш покачал головой и нерешительно поднял руку, приказывая своим мужчинам приготовиться к бою.

Ему помешал дождь из стрел, посыпавшихся из-за спин зрителей. Стрелы попали в бока почти всех лошадей. Не успел Ильяш сообразить, что происходит, или убрать воинов, вышедших из игры, как на них обрушился новый град из стрел. Одна стрела попала в его грудь, другие уничтожили оставшихся лошадей и оставили в живых лишь горстку мужчин. Пока они обсуждали, стоит ли им стрелять поверх голов зрителей в сторону спрятавшихся стрелков, воины Лады опустили щиты и обнажили луки. Из них ее воины стреляли по «оставшимся в живых» до тех пор, пока не осталось ни одного врага.

Зрители больше не смеялись.

Ильяш вышел вперед и встретился с Ладой посреди поля. Его лицо было невозмутимо, но в глазах едва уловимо светилась гордость, а усы подергивались над губами.

– Это было… неожиданно. Ты застала нас врасплох.

Николае, ухмыляясь, широкими шагами вышел из тени деревьев, повернулся к зрителям и энергично поклонился.

– Большое спасибо за вашу помощь!

– Мы не рассчитывали на толпу, – кивнула Лада, глядя на зрителей.

– Однако тебе удалось использовать их как щит. Это восхитительно. Но и вызывает вопросы. Что, если бы я, не испытывая угрызений совести, стал бы палить по невинным зрителям?

Лада пожала плечами.

– Это было бы на твоей совести, а не на моей. Кроме того, я отлично знаю, Ильяш: ты честный мужчина.

Он рассмеялся.

– А ты?

– А я не мужчина.

Мехмед подошел к ним, сияя.

– Блестящее сражение!

Ильяш кивнул и нахмурился.

– А теперь перейдем к более серьезному вопросу: ты можешь командовать этими людьми. Но они тебя знают. Они тебе доверяют. Как ты думаешь, последует ли за тобой в сражении добровольно гарнизон, если воины не будут тебя знать? Или группа кадетов аджами, только что окончивших обучение? Я говорю это не для того, чтобы тебя обидеть, но чтобы выяснить, насколько это практично – передать тебе право командования. Боюсь, у тебя не получится, а янычары будут сбиты с толку.

– Согласна, – Лада натужно улыбнулась к удивлению Мехмеда, который никак не ожидал, что она станет это обсуждать. – Позволь мне командовать пограничной группой янычар. Позволь отобрать их лично, по одному. Я возьму только тех мужчин, которые не станут сомневаться в моих приказах и не побоятся последовать за женщиной. Позволь натренировать их так, как, по моему мнению, должна быть натренирована личная стража Мехмеда. Уже дважды я видела, как жизнь Мехмеда оказывалась под угрозой. У меня было бы преимущество, владей я группой, которая и мыслит шире, и действует, выходя за рамки привычных движений янычар. Мы увидим то, чего не увидит никто другой. А если люди будут презирать моих солдат за то, что ими руководит женщина – хорошо, – она указала на мужчин, оттирающих муку от своих коней, – я смогу использовать это себе во благо.

Ильяш прищурился и сник под грузом ее предложения. Ему придется согласиться. Лада этого заслуживала. Она нуждалась в этом. Наконец, когда она уже подумала, что сейчас выхватит саблю и ударит Ильяша по голове, чтобы заставить его говорить, он кивнул.

– Отлично. Можешь владеть янычарами, которых выберешь сама. На отбор у тебя есть столько времени, сколько потребуется. Будешь докладывать мне ежеквартально, но размещай и тренируй своих мужчин так, как считаешь нужным.

Качая головой и не веря до конца в то, на что он только что согласился, Ильяш развернулся и пошел к своим воинам.

– Мне ты так никогда не улыбаешься, – заметил Мехмед, глядя на Ладу.

Она повернулась к нему и прикрыла ладонью рот, который выдал ее, показав, что ее разрывает от счастья. За спиной Мехмеда она заметила толпу зрителей, в том числе несколько хрупких цветов из гарема и стражников-евнухов. Ее ладонь опустилась, забрав с собой и улыбку.

– Ты этого еще ни разу не заслужил, – сказала она.

Он приложил ладонь к сердцу и, шатаясь, отступил назад, как будто его ранили. Затем выпрямился, и его взгляд стал тяжелым от тоски:

– Пойдем в мои комнаты.

Она подошла к нему ближе, чем было уместно, полностью отдавая себе отчет в том, сколько любопытных глаз следит за ними с поля. Включая женщин, которые знали Мехмеда с той стороны, которую ей еще предстояло для себя открыть.

– Мне надо работать.

Она повернулась, подняла руку и приказала своим мужчинам следовать за ней. Николае пошел рядом. – Мы сделали это, – прошептала она и снова улыбнулась.

– Ты сделала это. – Он ткнул локтем в ее закрытый кольчугой бок. – С чего начнем?

– Мне нужны валахи. Только валахи.

Николае поднял брови.

– Почему?

– Если Ильяш спросит, для чего это нужно, скажи – для того, чтобы я могла отдавать команды на языке, непонятном врагу.

– А если я спрошу?

– Потому что я не доверяю людям, которые забывают о том, что они были рождены не для этого.

Николае обернулся и посмотрел на Мехмеда, наблюдавшего за ними. Его голос был легким, как летний бриз, но в нем ощущался привкус дыма от лесного пожара.

– А что с мужчиной, который был рожден для этого?

Лада не оглянулась. Часть ее доверяла Мехмеду больше, чем кому-либо. Часть ее хотела уйти от Николае и встретиться с Мехмедом в его покоях. Сделать его своим любовником и перестать существовать в этом промежуточном состоянии, мучительном для них обоих. Принять легкую жизнь, в которой она будет принадлежать ему.

А другая ее часть хотела его за это зарезать.

– У меня нет ответа, – честно сказала она.

Раду сбежал из города.

До дома Кумала было полдня езды, и чем больше Раду удалялся от Эдирне, тем легче ему дышалось. Но он знал, что Кумал был прав, сказав, что уезжать в другое место – не выход. Вернувшись в Эдирне, Раду найдет там все то же самое. Любой покой, какой он здесь обретет, будет мечтой, недолговечной и преходящей.

Но сейчас вокруг были холмистые поля и чистые, аккуратные домики. Здесь было очень легко забыть о том, что Хюма предложила ему невозможное, что ему не нужно придумывать, как убить Халил-пашу, что Лада не разбила в очередной раз его сердце, что Мехмед никогда не будет принадлежать ему так, как хотелось бы.