Кирстен Уайт - Моя душа темнеет

– Ты разве не слышал? Венецианцы объявили, что больше не будут поставлять нам съестные припасы.

Раду вздохнул и прислонился к толстому столбу посреди палатки.

– По крайней мере, это решит проблему охраны телег. Если у нас нет провизии, люди Скандербега не смогут напасть и украсть припасы.

– Зима почти наступила. Мы замерзнем прежде, чем умрем от голода, если тебе от этого легче.

– Ты опоздаешь к женщинам в лагере, – напомнил Раду. Большую часть свободного времени Лазарь проводил с проститутками, сопровождавшими солдат. Вначале Раду делал вид, что ничего не замечает, но теперь не церемонился в этом вопросе, как и во многих остальных.

– Иногда мне хочется, чтобы они по мне соскучались. Я очень щедр на любовь. У меня ее хватит на всех . – Он забрался на койку Раду и разлегся на ней с притворно невинным видом. Он становился все более дерзким и открыто подшучивал над Раду, когда они оставались наедине, и Раду не знал, что делать. Лазарь ему нравился, он ценил его дружбу и советы, но…

Сегодня ему не хотелось об этом думать. Чтобы не смотреть на Лазаря, он вышел на улицу в ночь. В воздухе тяжело пахло дымом, и Раду вдохнул его полной грудью. Он был уверен, что дым заполнил все его существо, и он уже никогда не учует другие запахи.

Аккуратные ряды палаток, которые они расставили пять месяцев назад, распались и представляли собой хаотичный лабиринт вперемешку с грязными трясинами и мусорными кучами. Раду старался не заходить в самые грязные части лагеря и обходил стороной костры, вокруг которых сидели мужчины, прищурившись и сжав кулаки.

Шатер Кумала возвышался посреди лагеря как больной гриб. Раду зашел внутрь, кивнув помрачневшим слугам. Воздух в шатре был спертым и пропитан едва уловимым кисловатым запахом болезни. Оказывается, он все же способен ощущать что-то кроме дыма.

Раду тихо подошел к кровати Кумала и присел на ковер рядом с ним. Лицо Кумала осунулось, а веки над глазами стали такими тонкими, что Раду мог разглядеть каждую тонкую вену. В таком тесном лагере болезнь распространялась стремительно, каждый день поражая все новых солдат. Кумал, по крайней мере, мог позволить себе умирать вдали от посторонних глаз.

Кумал поднял горячую, сухую руку, и Раду взял ее в свою.

– Как ты сегодня, друг мой?

Губы Кумала с трудом раскрылись. Он попытался улыбнуться.

– Хорошо, – отрывисто произнес он.

Раду вымученно улыбнулся в ответ.

– Тебе что-нибудь нужно? Воды?

Кумал покачал головой.

– Мне нужно обещание.

Раду щелкнул языком.

– Прости, но тележка с провизией, которая везла обещания, была перехвачена по пути Скандербегом на прошлой неделе. Так что обещаний у нас совсем нет.

В груди Кумала зарокотал хохот.

– Я серьезно. Пообещай мне кое-что.

– Все, что угодно.

– Позаботься о Назире.

Раду моргнул и посмотрел вверх на суконный потолок шатра, теперь почерневший от дыма, перепачканный и истерзанный, как и все вокруг.

– Она очень расстроится, когда мы вернемся, если узнает, что ты пытался от нее избавиться.

Кумал сжал руку Раду так крепко, что Раду удивился: он не думал, что в его друге оставалось еще столько силы.

– Обещаю, – сказал Раду. – Я о ней позабочусь.

Кумал облегченно вздохнул, и его расслабленное тело под одеялом стало почти плоским и совсем не похожим на тело взрослого человека. Раду посидел с ним еще час, но они больше не разговаривали.

Выйдя от Кумала, Раду решил пройтись. Погруженный в свои мысли, он подходил все ближе и ближе к краю лагеря. Он встал с внешней стороны последнего ряда беспорядочных палаток и стал смотреть на темную линию стены. Этой проклятой стены.

Три раза они штурмовали ее напрямую, и всякий раз получали отпор.

Им так и не удалось обнаружить источник питьевой воды города.

Они даже пытались снова подкупить городскую управу, но тщетно.

Послышался громкий грохот, и земля под его ногами содрогнулась. Завиток пыли поднялся к небу, заслонив звезды. Раздались крики, но не было ни привычного звона металла, ни лошадиного ржания, что говорило бы о внезапной атаке диверсионной группы. Случилось что-то необычое, что-то плохое.

Раду побежал вперед, на ходу обнажая саблю. Он спотыкался в темноте и закрыл нос рукой, чтобы не вдыхать пыль, которая, как смерть, висела в воздухе, готовая забрать их всех.

Слева к нему присоединился другой мужчина.

– Нет, нет, нет! – кричал он.

Раду споткнулся и больно ударился о холодную землю, едва не пронзив себя собственной саблей. Он знал этот голос. И руку, которая вытянулась вперед, чтобы его поднять.

– Идем, мы должны помочь! Тоннели обрушились!

В темноте Мехмед его не узнал. Но Раду узнал бы его везде. Он взял руку и сжал ее, будто она была его якорем в этом мире. Но уже через мгновение Мехмед растворился в ночи впереди него.

Раду не знал, как поступить. Если он сейчас вернется в лагерь, Мехмед никогда не узнает, что он здесь был. Они не поговорят. Раду погрузится в привычную монотонность дней с привкусом крови. Но нет: даже когда Мехмед не присутствовал в его жизни, он оставался солнцем в центре его вселенной. Раду по-прежнему вращался вокруг Мехмеда, даже когда его не было рядом.

Раду побежал вперед и догнал Мехмеда, который остановился на краю провалившейся линии в земле. Обрыв простирался от того места, где они стояли, до центральных пролетов стены.

Мехмед встал на колени и в отчаянии опустил голову. Несколько человек бегали вдоль линии и отчаянно взывали, но было очевидно, что, кто бы ни находился внутри тоннеля, он уже никогда не выйдет наружу.

Раду опустился на колени рядом с Мехмедом и положил руку на его плечо. Мехмед удивленно поднял глаза, но что бы он ни собирался сказать, слова замерли у него на устах, как только он искоса взглянул на Раду. Не сказав ни слова, он порывисто обнял Раду и зарылся лицом в его плечо. Земля снова зашаталась под Раду, или внутри Раду, под грохот обрушившихся обещаний, данных самому себе.

Мехмед.

Его Мехмед.

Он положил ладонь на шею Мехмеда, удерживая его рядом с собой.

– Я потерпел неудачу. Они все погибли, а я проиграл.

Раду покачал головой и прижался щекой к макушке Мехмеда.

– Мы все потерпели неудачу. Это не твоя вина.

– Но это был мой план. Моя идея спасти осаду.

– Никто не может ее спасти. Не бери на себя ответственность за безрассудство твоего отца. Учись на его ошибках.

Мехмед закивал в его плечо, затем выпрямился. Он крепко стиснул плечи Раду, как будто боялся, что Раду исчезнет. Разве он мог исчезнуть? Мехмед был его солнцем. Он всегда будет к нему возвращаться.

– Как ты здесь?

– Я пришел с твоим отцом. Я был здесь все время.

Удивление на лице Мехмеда сменилось болью. Даже в темноте он выглядел бледным и измученным. Он или выздоравливал, или заболевал. Раду захотелось провести пальцами по его щекам, прикоснуться к нему, вылечить его.