Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

— Познавательно, — мэтр Инголс отложил письма, — но эти казусы не для юриста.

— Эти казусы для человека, пытавшегося спасти Олларию.

— Если судить по результату, а законники полагают главным его, а не затраченные усилия, мы, то есть Проэмперадор Эпинэ и его окружение, потерпели полный провал, хоть и приобрели некоторый опыт. Тем не менее, господин регент, я к вашим услугам.

— Проэмперадор.

— Формально. — Юридическая длань неспешно опустилась на слиток, словно принося присягу. — Вы платите золотом Манлия за услуги, оказанные Талигу, значит, вы считаете это своим правом и обязанностью. В противном случае вы бы действовали от имени Алвы, как в случае с Кагетой, или предоставили бы действовать герцогу Ноймаринен. Если вам нужно мое мнение, то пожалуйста — вы поступаете верно. При необходимости я обосную законность передачи вам всех полномочий. В строжайшем соответствии с Кодексом Франциска и последующими дополнениями.

Мэтр был немногим легче Хайнриха и предпочитал вино пиву, а бумаги — мечу, но оба говорили об одном и том же. Правда, просвещенный законник выразился резче и определенней варварского короля. Видимо, потому, что был талигойцем. Не по рождению, по готовности драться там, где другие бегут. Ли усмехнулся и поднял левой рукой бокал.

— Закон, храни Талиг, а если не закон, то… и закон тоже.

Наследник Валмонов отродясь не стремился к чрезмерному знанию, однако неопределенности не терпел. Еще в детстве, набедокурив и по возможности запутав следы, Марсель отправлялся к родителю, чтобы понять, пронесло или нет, с годами эта склонность лишь окрепла. Валме предпочел бы своими глазами видеть, как Рокэ летит в дыру, но из-за дурацкого гвоздя замешкался, а круглая пакость без дна и без Алвы намекала, но не доказывала. Это порождало сомнения и терзания, к которым виконт был лоялен разве что в стихах. Когда имелось дело или хотя бы приятное безделье, сомнения докучали не слишком, но в казарском гнезде, куда Марсель залез, ожидая загулявших средь местных красот супругов, поэтическая дрянь явила себя во всей красе. Валме злобно опустошал подносы с фруктами и сластями, которые приволокли излишне усердные слуги, любовался величественным, чтоб ему провалиться, ландшафтом и пытался думать о папенькиных фокусах с крашеной водой и предсказаниях.

Если древние кликуши не просто получали удовольствие, расписывая «растерзанные пожары и полыхающие трупы», то хоронить Ворона рано. «Покинуть империю» отнюдь не равняется «умереть», а дыра была, мягко говоря, странной. Не менее странной, чем сам Рокэ, да и байки о приходах и уходах сперва Абвениев, а потом и Создателя должны были откуда-то взяться.

— Мало нам богов было, — буркнул виконт, замахиваясь на объявившуюся возле подноса осу, — теперь еще и Алву чтить и ожидать… Гадость… Ведь гадость же?

Сидящий рядом Котик издал многозначительный звук. В песьих глазах читалось пресловутое «чту и того более ожидаю», но в данном случае дело было поправимым.

— Погоди, сейчас воздам, — заверил Марсель, торопливо пробуя местные лакомства. Два первых для собаки были слишком едкими, третье, рассыпчато-ореховое, отправилось прямиком в умильную пасть.

— Вообще-то, — заметил Валме, — Хандава — место спорное, но нас травить неразумно, а казар — юноша дальновидный. Ешь спокойно.

Котик в дальновидности Бааты не сомневался, и неядреные лакомства кончились быстро. Марселя это устроило — не жевать во ожидании, когда под носом груда еды, непросто, а жевать — потакать затаившемуся, но ждущему своего часа пузу. От пуза Котик защищал не хуже, чем от волков и бесноватых.

— Да будет благословен тот день, — Марсель по-кардинальски поднял палец, — когда я выпросил собаку… Ну и когда встретил Рокэ, потому что первое не произошло бы без второго. Осознаем сие и вознесем хвалу.

— Р-нггг! — немедленно отозвался все понимающий Котик. — Р-вр-р-нггг!

Это не была хвала, это означало, что приближается кто-то безопасный и даже свой, а уж заявить о себе или затаиться — решать хозяину. Марсель вытер руки о расписное кагетское полотенце и перегнулся через кованое ограждение. Вверх по лестнице ползли два солидных жука — черный и винно-красный: его высокопреосвященство предпочитал заниматься государственными делами в обществе супруги.

Кормили в Сагранне на убой, а собаку царственно-духовная чета не держала. Воздвигшийся на пороге беседки Бонифаций был мокр и красен, будто омытый дождем плод абехо, а волосы Матильды липли ко лбу, хотя пыхтела она заметно тише благоверного.

— Отсюда, — начала разговор алатка, — Баата уронил своего братца…

— Нам ронять некого, — развел руками виконт. — Конечно, можно было захватить с собой виконта Дарзье… Вы его не знаете, но подобный спутник удлинил бы дорогу, и потом — я ничего не знал про беседку. Ваше высочество, ваше высокопреосвященство, вы поднялись в эту обитель очень кстати.

— Станешь говорить о пейзажах, — пригрозила Матильда, — пристрелю.

— При Котике? Не успеете. Ваше высочество, вам ведь нравился Эпинэ?

— Да! — с вызовом бросила женщина. — Он…

— За ним присматривают. Мой батюшка и… не только.

— А с чего ты, сыне, начал с Эпинэ? — осведомился продышавшийся Бонифаций. — И где Рокэ?

Валме отправил в рот не годившуюся Готти тянучку. Бонифаций ждал ответа, и он любил Алву. Валме решил быть правдивым и при этом тактичным.

— Разве я сторож регенту? — осведомился он. — Откуда мне знать, куда он провалился, но дела в Талиге запаршивели так, что всей помощи оттуда — я и Готти.

— Скорее уж Готти и ты, — очень кстати фыркнула алатка. — Так что там с Эпинэ?

— Да жив он, — отмахнулся супруг. — С Олларией что? Без утайки говори, как есть, и всё!

— Вы хотели всё, ну так вот оно! — отрезал Марсель спустя час, если не больше. — Я умолкаю, пока мне не дадут сырых яиц. Иначе мир и капитан Гастаки лишатся моих песен, а я на это пойти не могу.

Виконт почти не врал, он в самом деле охрип и едва ли не впервые в жизни преисполнился жалости к ликторам. Бонифацию пришлось легче: во-первых, он знал не столь уж и много того, чего не знали папенька с Дьегарроном, а во-вторых, клирик есть клирик. У этого же глотка была и вовсе луженой, ибо святой отец не только проповедовал, но и командовал; ну и бражничал, само собой. Бонифаций почесал нос, он уже обо всем спросил, всех обругал и явно наладился думать.

Темнело, небо стало бархатно-синим, башни, деревья и близкие горы — черными, а дальние куда-то пропали. Над беседкой деловито порхали вылетевшие на охоту нетопыри, всё вместе стало бы роскошной декорацией для какой-нибудь мистерии, и Валме решил расписать хандавские сумерки Елене, пусть подумает, куда их девать. Чтобы больше увидеть, виконт подошел к узорчатой, разукрашенной бронзовыми цветами и ягодами ограде. Горные вершины засыпали в вечерней тиши, синие долины полнились свежей мглой. Черно-синий покой завораживал, листы обвивавших беседку растений, и те не дрожали. Хотелось выкинуть из головы всю набившуюся туда дрянь и отдохнуть, ну или хотя бы излить это желание в стихах.