Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

— Мама.

— Ты еще здесь?

— Я ждал в гостиной. В Сэ ты тоже уходила стоять к окну, я помню.

Сыновья не обнимали ее с одиннадцати лет, Арлетта сама их отучала, это было невероятно трудно, особенно с младшим, но сегодня Ли сделал по-своему. Мать и сын долго молчали у остывающей печи, а потом заговорили о Старой Эпинэ и опытах графа Валмона.

400 год К. С. 17-й день Осенних Ветров

Непонятная штуковина над главной башней Хандавы гордо реяла, извивалась и колыхалась, бестактно напоминая о том, как виконт Валме подъезжал к замку в обществе Алвы. Стань Марсель пьяненьким кардиналом, он зашмыгал бы носом, но рядом гарцевал приосанившийся Бурраз, и бывший урготский посол даже не вздохнул.

— Казар уехал, — внезапно сообщил казарон. — По южной дороге.

— Значит, — виконт злобно выдернул из грядки души морковь печали, — эта штука вроде флюгера, только указывает не направление ветра, а дорогу казара?

— Последние двадцать семь лет, — охотно подтвердил посол. — В старые времена лент было столько, сколько казаронских родов, все они были равной длины и связывались в единый узел, сквозь который проходило копье. Адгемар заменил узел золотым шаром и назвал его сердцем солнца. Казаронам очень понравилось… Я хотел сказать, большинству казаронов.

— Кто-нибудь из тех, кому не понравилось, еще жив? — полюбопытствовал Марсель, вообразив на месте одного из неоценивших папеньку. Правда, тогда Ворон с пистолетом Адгемару вряд ли бы потребовался.

— Не нравиться может как громко, так и тихо. — Кагет улыбнулся роскошной дипломатической улыбкой. — Поскольку я следую к своему государю с важным донесением, я не должен заезжать в чужие замки.

— Если замок чужой, — слегка удивился талигоец, — как на нем оказался этот лилион?

— Казар Баата увидел свет в Хандаве, и, когда он был коронован, крепость получила право на «сердце солнца». Конечно, бакраны могут его снять… Мы простимся на мосту.

Мост виконта более чем устраивал. Как и отсутствие в Хандаве Бааты.

— Желаю вам побыстрее понять, нравится ли вам… последняя кагетская мода. — Марсель сверкнул зубами вряд ли хуже кагета или волкодава. — Только не говорите мне, что в ваши годы поздно менять покрой камзола… Простите, запамятовал, как называется то, что на вас надето.

— Гав-быр-гав-гав, — пролаял Бурраз. Повторять виконт не рискнул, это сделал вертевшийся возле всадников Котик, растерявший в дороге последнюю львиность.

— Он запомнит, — пообещал Валме и протянул руку. Рукопожатие вышло не столько посольским, сколько боевым, и кавалькада в шикарных «гавбырах» устремилась по следу Лисенка. Валме подождал, пока кагеты не исчезнут из виду, и завернул мориску к Хандаве, даже не глянув на свой эскорт и следующего с оным смиренного брата Сэц-Гайярэ.

Массивные, сложенные из здоровенных камней стены вырастали стремительно, заслоняя и окрестные горы, и небо; теперь, чтобы разглядеть реющую штуковину, пришлось бы задирать голову до потери шляпы. Шляпу Марсель давно променял на кэналлийский берет, но взирать на «сердце солнца» все равно не хотелось.

— Я утратил начальство , — с чувством произнес Валме, подъезжая к первым из не то трех, не то четырех ворот, — и тоска моя зла, но ее я развею, вновь вскочив на козла…

Рассказывать про Алву Марсель не собирался, будь его воля, виконт и про Олларию умолчал бы, только дорогой Бурраз и явно не дешевый Пьетро выбора не оставляли. Да и Дьегаррон с его адуанами за прошедшие недели успел узнать слишком много, чтобы вранье имело смысл.

Раздавшийся в ответ надсадный и при этом жизнеутверждающий вой мог бы испугать, но Валме помнил длиннющие бакранские трубы и знал, что ревут они исключительно от радости. О бедах дети козла предпочитали молчать.

— Нам рады, Капитан, — объяснил виконт прижавшей на всякий случай уши кобыле. Мориска то ли поняла, то ли поверила Котику, с которым за время пути успела сдружиться. Ворота неторопливо открылись, выпустив пару козлеристов. Васильковых рогов Марсель еще не видел, и это наверняка что-то да значило.

— Замок Хандава приветствует виконта для особых поручений! — оттарабанил красивый бакран с синей, в цвет рогов, повязкой вокруг головы. — Теньент Жакна, начальник славного дневного караула. Радостна ли твоя дорога, гость?

— Я стремился к своему козлу, — проявил учтивость Валме. — Воссоединение с ним — большое счастье.

— Он ждет тебя! — сверкнул очами, потому что это были именно очи, а не какие-то там глаза, бакран. — Я проведу тебя, а о твоих людях позаботятся мои люди. Только скажи, что ты ручаешься за каждого из них.

— За адуанов и солдат я, несомненно, ручаюсь, — теньент Жакна не походил на гайифского шпиона, но осторожность есть осторожность, — за капитана Темплтона тоже. Кроме них с разрешения регента с нами путешествует эсператистский монах. Неприятностей от него не будет, но что у него в голове, не представляю.

— Он будет сыт, но дальше первой стены не пройдет. Идем!

То, что ведут его не к Бонифацию и не к бакранскому начальству, виконт осознал лишь в одном из многочисленных замковых дворов, превращенных в козлятню. Простых рогачей держали на привязи, но Мэгнус удостоился отдельного загона, над входом в который красовался козлиный череп. Мало того, на мертвые рога навязали черные и зеленые ленты, и это было столь трогательно, что Марсель не мог не ответить на любезность.

— Я привез привет от вашего друга, — объявил спутнику виконт, — он верит, что копыта бакранских козлов будут и впредь попирать зло и нести к победе.

— Когда он вернется? — подался вперед бакран. — Здесь творятся дурные дела, а слова премудрых темны.

— Регент вернется, когда это будет нужно, а мы должны быть достойны его доверия, — неопределенно обнадежил Валме и вступил в загон. Его узнали. Нет, не так, его узнали, а под рукой опять не оказалось ни сахара, ни печенья, ни хотя бы яблока!

— Прости, дитя Бакры! — извинился Валме. — Виноват. Я никогда не являлся к дамам без подарка, а ведь большинство из них значило для меня куда меньше, чем вы с Готти. Клянусь принести тебе ведро грушаков и новые ленты.

Мэгнус тряхнул бородой, что-то ловко подхватил с чисто выметенной земли и задвигал челюстями. Виконт не сразу сообразил, что козел жует его собственный, невзначай оброненный платок.

Член Регентского Совета барон Инголс судебную мантию не носил, шпагу, впрочем, тоже.

— Нет ничего глупей, чем выставлять напоказ оружие, которым не владеешь, — объяснил свой вид законник. — Это равносильно приглашению применить его против тебя.