Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

— Я оставлю всю кровь талигойцам, — пообещал он. — Но прежде пойму, сколько ее нужно. И когда.

Бонифаций высился посреди гостиной, и столь тяжелого взгляда алатка не видела даже после глупости с гитарой и гитаристом.

— Письма привезли, — кратко, как того вечно требовала ее высокопреосвященство, объявил он, и принцессе внезапно стало зябко. — Из Тронко и от Дьегаррона. Читать будешь?

— Буду, — решила Матильда, отчего-то подумав, что Алва допрыгался, и совсем этому не обрадовавшись.

— После прочтешь, — тут же передумал аспид. — А то, пока ждать буду, лопну. Твой Эпинэ с твоим Левием прохрюкали-таки Олларию, а твой Дьегаррон ни кошки решить не может. Источает невинность, аки сноп лилий — аромат, а голова у кого болеть будет? А, неразумная?

— У тебя! — рявкнула принцесса, испытывая непонятное облегчение от того, что дело не в Вороне. — Что там еще в Олларии вашей стряслось? Все слопали и теперь клянчат? Надо кормить: столица, куда денешься!

— Может, и надо, толком не понять. — Муженек поморщился и плюхнулся на стул. — Губернатор и прежде умом не блистал, ну так Сильвестру не умные надобны были, а смирные. Вот и наплодил баранов с печатями.

Касера была совсем рядом, но наливать кардинал не спешил. Матильде пить тоже не хотелось. Женщина чинно опустилась на софу, в последние дни бывшую местом супружеских утех, и рявкнула:

— Ты либо письма давай, либо говори толком! Губернаторов хаешь, а сам?

— А мне, твою инфантерию, тошно! — огрызнулся кардинал. — От блеющих и ноющих, и не тебе меня язвить! Толком же…

Толком выходило, что с месяц назад за Кольцо стали рваться беженцы, и несли эти беженцы какую-то ерунду о погромщиках, от которых не стало житья, о взявших их сторону военных и даже о дуксах, причем не простых, а свободных. Озадаченные адуаны беженцев, как было велено, перехватывали; когда же одно и то же пришлось слушать по десятому разу, решили-таки прогуляться за Кольцо. До Олларии, само собой, не добрались, но там по всем признакам и впрямь творилась какая-то «муть». Адуанский командир послал весть в Тронко, где по причине кагетско-гайифских дел сидел лишь по горло занятый рыбной ловлей губернатор. Болван с перепугу схватился за перо, дабы…

Бонифаций вытащил из кармана бумагу и прочел:

— «…дабы донести до Вашего сведения, что мы столкнулись с той угрозой, по причине коей регент Талига, Проэмперадор Варасты и Первый маршал Талига объявил карантин. С глубокой печалью я вынужден сообщить, что предвижу серьезные затруднения и полагаю необходимым присутствие Вашего Высокопреосвященства в Тронко. В тяжкую для Отечества годину вверенная мне провинция нуждается в защите, и я испытываю надежду, что Ваше Высокопреосвященство поддержит мою настоятельную просьбу, обращенную к маршалу Дьегаррону. Я не допускаю ни малейшего сомнения, что регент Талига и Проэмперадор Варасты победоносный герцог Алва сам незамедлительно вызвал бы маршала Дьегаррона, тем более что нынешнее положение враждебной нам Гайифы исключает ее вторжение в наши пределы, а посему держать значительные силы на границе есть недомыслие и расточительство. Моя близкая родственница, очень хорошо знающая регента Талига герцога Алва, разделяет мою уверенность…»

— «Хорошо знающая»? — не удержалась Матильда. — Это как? Я Адриана за сорок лет так и не узнала, а сколько та родственница Алву видела и с какой стороны?

— Вот с той самой и видела, — хмыкнул Бонифаций. — Если свечка горела, вестимо. Дурак-губернатор удумал, что мы всё тут бросим и регентскую любовницу охранять устремимся.

— Да не удумал он ничего. — Матильда, улучив момент, завладела письмом и прочла-таки до конца. — Наоборот. Эта гроза осетров хочет, чтобы за него думали мы. Дескать, дорогие Алвины друзья, вернитесь и скажите, что мне, бедному, делать. И армию приведите… Дьегаррон что пишет? Начнешь дурить, штофом брошу. Мне ближе.

— Язва! — В раскатистом голосе отчетливо слышалась нежность. — Чума варастийская! Да разве стану я от тебя сии плачи прятать? Читай, а я уповать буду, что поймешь ты наконец, где телок неразумный, а где — бык, волками травленный.

Аспид лукавил: он не ревновал, сейчас — нет. Когда Дьегаррон взялся за гитару, было дело, но сейчас Бонифаций думал об Олларии, той самой, откуда его выставили, продержав семь лет в Багерлее, и которую он украдкой любил. Вот и врал себе и жене, но прочесть письмо грустного маркиза следовало, и отнюдь не из-за диких мальв и чужих напевов, которые брали за душу, будто свои.

«Ваше высокопреосвященство, — Дьегаррон в отличие от губернатора писал без завитушек во всех смыслах этого слова, — пересылаю адресованное Вам письмо губернатора, наверняка в главном повторяющее полученное мной. Прежде чем действовать, я должен понять, что происходит, причем я имею в виду не только и не столько Олларию. Герцог Алва мне ничего не сообщил, но, возможно, он оставил указания Вам. Если это так, я как командующий армией, которой, видимо, придется действовать в пределах Кольца, должен знать все. В любом случае прошу Вас поторопиться с переговорами, так как вся моя армия или же ее часть в ближайшее время будет передислоцирована в окрестности Тронко… »

Менее похожего на плачи письма вообразить было трудно. Дьегаррон был молчальником, и голова у него вечно болела, но думать и решать он умел. Когда речь шла о деле…

— Я сейчас тоже плач устрою! — пригрозила Матильда. — Что будем делать? Готовились к одному, а выходит другое. Дьегаррону и впрямь придется уйти, и кто тогда будет павлиньих губернаторов пугать? Надо и о лисятах подумать. Говорим или тянем, пока сами не узнают? Я бы сказала. Пусть видят, что мы им доверяем и от твоего Талига не оторвались.

— Если бы… — Бонифаций все еще не смотрел ни на касеру, ни в вырез жениного платья. — Не ждал я пинка под зад… Думал, Оллария потихоньку оживает, да нечего было на еретика с мятежником надеяться. Они, может, и хотели как лучше, только грязным веником ковры не чистят…

— За глаза и о Леворуком не судят! — взвилась Матильда. — Веники… А ты эти веники видел?

— Я Олларию видел… — Бонифаций опять почесал нос, и вышло это грустно. — Там каштаны сейчас падают… А может, отпадали уже? Забыл. И жил бы себе да жил, а тут… Ты Триумфальную помнишь?

— Эта которая от главных ворот к дворцу? — уточнила принцесса. — Длинная такая…

— От ворот Роз! — рявкнул Бонифаций. — Длинная… Ничего-то ты, душа твоя алатская, не понимаешь! Это же Оллария, и там сейчас опять…

— Это у тебя Оллария, а у меня — Сакаци! Чуть не полсотни лет, как сбежала, и тоже не думала, пока не вернулась… Ну не могу я этих зегинцев к алатской границе пустить!