Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

В детстве Арно частенько ненавидел то братцев, то ментора — случалось, и ногами топал, и вопил. В том числе и об убийстве. Выкрики Гизеллы имели ту же цену. По-хорошему, злюку следовало ткнуть носом в окровавленные трупы стариков, которых она знала с детства и чьей дружбой с отцом воспользовалась. Не проведай паршивка «дядю Густава», не выспроси, когда кто приходит, кто уходит, как стучит, налетчикам просто не открыли бы. Город узнал и об этом — разбойники оказались разговорчивыми, их слушали два десятка бергеров и фульгатов, а уж заставить молчать вырвавшуюся из погреба кухарку…

Вина Гизеллы была бесспорной, приговор, особенно по военному времени, тоже; хромой полковник это понял и сдался. Окажись Арно на месте бедняги, он тоже сжал бы зубы и пошел хоронить убитого друга, однако виконт смотрел с другого берега, и еще он твердо знал: выход есть всегда. Чтобы в Аконе был порядок, а власти пользовались уважением, Гизелла фок Дахе должна умереть. Чтобы в мире стало чуточку больше надежды, Гизелла фок Дахе должна жить. Ни Лионель, ни Райнштайнер свести эти концы вместе права не имеют, но виконт Сэ свободен.

Решение пришло, когда Арно переходил пятый за сегодняшний день мост. На ходу лучше думалось, и теньент мало что замечал, но визгливый женский вопль «Да я скорей утоплюсь!» не расслышал бы только глухарь. Арно глянул в темную речную воду и понял — вот оно! Конечно, виновника выставят на год-два в Торку или, того хлеще, в Сагранну, так он и сам не прочь, все равно северную войну Ли прекратил.

Виконт бросил в Вибору монетку — поблагодарил за подсказку. Всего-то и требовалось подделать записку Проэмперадора, пожелавшего допросить девицу фок Дахе лично, забрать Гизеллу и препроводить в Старую Придду к матери, а в городе объявить, что преступница, когда ее везли через мост, изловчилась и прыгнула в реку. Было темно, тела не нашли. Что ж, если кому охота разменять пулю на воду, так тому и быть…

Вчерне план сложился за пару минут, но по плану только парады проходят, да и те не всегда — то конь захромает, то дождь польет. Первой загвоздкой стал приказ. Что и какими словами писать, Арно знал, но сам был неспособен подделать хотя бы точку… Правда, Герард успел сообщить, что в Акону вернулся Придд. Этот изобразит любой почерк и не поморщится, Сузе-Музе не впервой!

— Как ты смогла? — воскликнул нареченный Герардом. — После всего?! С больными ногами?! Такое только в королевском дворце подавать… Нет, как ты только смогла?!

— Но если не я, то кто? — удивилась Мелхен. — Добрая Бренда потрясена, и у нее подгорела капуста. Я велела ей идти к дочери и выпить пива. Оно омерзительно по цвету, вкусу и запаху, но отяжеляет, а тяжесть тела не дает летать страхам души.

— Я теперь люблю пиво. — Брат Селины взглянул на общее блюдо, где оставался еще один кусок мяса, и быстро отвернулся. — Бергеры так славно его пьют. Йоганн Катершванц мне рассказал про пену, в Кошоне я не думал, что это так важно…

— Доедай, — велела Селина. — Тебе завтра ехать.

— После полудня. На утро Проэмперадор пригласил Придда, а маршал — генерала Ариго.

— Хорошо, что Монсеньор еще и Проэмперадор, — заметила Селина, — так о них проще говорить. Когда братья вместе, их не перепутаешь, а вот за глаза трудно. Вы их между собой как зовете?

— По-разному. — Герард взял не только мяса, он слил себе на тарелку сок, и Мэллит не могла не возгордиться. — Ор-гаролиссцы, то есть те, кто из армии твоего Монсеньора, зовут его «наш» или «Леворукий». Понимаешь, на севере Леворукого рисуют черноглазым, а у Савиньяков еще и родовые цвета — черный с алым. И еще он очень хорошо фехтует левой. Не хуже, чем правой, только, Сэль, я к нему переходить не хочу. Я вообще ни к кому переходить не буду, разве что Монсеньор приедет. Настоящий.

— А тебя разве кто-то зовет?

— Нет, но ты же понимаешь…

— Что я понимаю? Погоди! Маршал пришел…

— Кто?!

— Мяк! Мя-а-ак!

Подруга вскочила и побежала к двери, за которой раздавались требовательные крики. Герард рассмеялся:

— Опять забыл про вашего зверя! Лучше бы вы его переназвали…

— Вот еще! — Сэль села, и черно-белый тут же оказался у нее на коленях. — Просто соображай лучше! Когда ты на службе и тебе говорят про маршала, ты же не думаешь, что пришел кот.

— Не думаю. Сэль, я в самом деле хочу остаться с маршалом Эмилем.

— А что, ты ему уже надоел? Ты можешь. Правда, Мелхен?

Мэллит улыбнулась:

— Надоедают противные и назойливые. Я слишком редко вижу твоего брата, он красив и приятен.

— Спасибо, Мелхен. Сэль, мне нужно с тобой серьезно поговорить. Иди речь о твоей чести, я, конечно, остался бы с тобой, но Проэмперадору можно доверять. Конечно, совсем одну я тебя оставить не могу, но ведь ты теперь с Мелхен…

— Я еще и с Маршалом. Оставайся с кем хочешь, но с Монсеньором спокойнее.

Нареченный Герардом не стал возражать, однако в глазах его билось несогласие, и Мэллит думала так же — воин с лицом огнеглазого Флоха нес в себе грозу. Немногие могут мирно спать под блеск молний.

— Мелхен, — прервала молчание Сель. — А ты что скажешь? Кто из Савиньяков лучше?

— Я не говорила с тем, кого зовут Эмилем, — начала объяснять гоганни. — Младший из трех братьев вобрал в себя солнце, словно янтарь, он радует и греет; старший же подобен бриллианту, что вырезает след на сердце. Но, когда он обнажит оружие, за его спиной будет мир.

— Он хороший Проэмперадор, — подтвердил Герард. — Сэль!!!

Именуемый Маршалом уже был на столе и неспешно пробирался меж тарелок, к чему-то принюхиваясь.

— Кошачий корень! — воскликнула Селина, подхватив кота под живот, однако могучие когти впились в скатерть и повлекли ее за собой. Зазвенело: масленка стукнулась о сотейник. — Ты в подливу кошачий корень клала?

— Я не знаю всех ваших имен наших трав…

— Давай! — Рука Герарда протянулась к коту и была встречена исполненной когтей лапой. — Разрубленный Змей…

— Он такого не любит… — начала Селина. — Слышите?

Стук дверного молотка напомнил о дневной беде, и Мэллит быстро взяла мясной нож.

— Кто-то пришел, — подтвердил Герард, забыв о крови на руке. — Я посмотрю.

— Там «фульгаты», они справятся. — Сэль взяла не кота, но манящее его блюдо, и понесла прочь. — Я заварю шиповник…

— Добрый вечер, сударыни.

— Монсеньор! — Селина торопливо поставила ношу на буфет. — Как хорошо! А я и не думала…

— Не нанести визит даме, которую собирались убить мне назло, верх невежливости.

Первородный Лионель переступил порог, и брат Селины, вскочив, выпятил грудь и щелкнул каблуками.

— Господин Проэмперадор, с вашего разрешения… Мы кушаем.

— Только, — перебила подруга, — мы уже все съели, но есть сладкий пирог и яблоки.