Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

— Отвезу.

Отказать сразу и Ойгену, и Валентину Ариго не мог, хотя не представлял, какой от него прок. В Борне он в последний раз был лет тридцать назад, в Васспарде не бывал вовсе, а допрашивать умел разве что пленных. Генерал обреченно подкрутил усы и отправился в бывший кабинет Гирке, которого Райнштайнер во избежание путаницы предложил называть Альт-Вельдером. Комната Жермону внезапно не понравилась, оказалось, что он не переносит дубовых панелей и тяжелых бронзовых штуковин, годящихся для швыряния в опротивевших гостей, но не для украшения жизни. Вот вид из окна открывался чудесный; спускающийся к озеру парк немного портила лишь дальняя стена замка. Уходящие в воду скалы были бы куда красивее, но замок без внешних укреплений — просто усадьба. Такая, как Гайярэ, в которую рано или поздно придется ехать, чтобы вступить во владение всем, включая фамильный склеп.

— Ты чем-то недоволен? — как мог участливо спросил Ойген. — Если тебе настолько неприятно…

— Не «настолько»… — Верхний парк был пуст, то есть какие-то люди там возились, но лиловой женской фигуры среди них не наблюдалось. — Просто я из-за здешних убийств и выходцев подумал про своих… родителей. Тревожить мертвых скверно, но от того, что мать и отец рядом, мне не по себе. Почему он за ней не пришел? После всего…

— Возможно, она приняла какие-то меры, а возможно, он не захотел возвращаться или не понял, что убит. Или обознался, как Удо Борн.

Стук в дверь отправил родительские тени назад, в Гайярэ. Ойген молчал, пришлось крикнуть «Войдите!». Женщина средних лет, с обернутыми вокруг головы косами, сделала положенный в хорошем доме книксен и вопросительно уставилась на Жермона. Расположившегося в кресле у печи Ойгена она пока не заметила.

— Господин генерал, — обеспокоенной служанка не казалась, — меня к вам послали.

— Как тебя зовут? — спросил Ариго, испытывая сильнейшее желание дружески огреть затаившегося Райнштайнера кочергой.

— Эмилия, господин генерал.

— Ты ведь из Борна? — Проклятье, о чем с ней говорить?! — Давно оттуда?

— Двенадцатый год, господин.

— А твой муж родом из Васспарда?

— Из Васспарда.

Вдаваться в подробности Эмилия не собиралась, так и стояла, глядя на хозяйского гостя неглупыми голубыми глазами. От этого взгляда и молчания Райнштайнера становилось все неуютнее. Хоть бы научили, о чем спрашивать!

— И что? — наугад выстрелил Ариго. — В Борне колдовали?

— Нет! — Женщина решительно махнула головой. — Разве нам можно?

— А кому можно? — подал голос со своего кресла теребящий какой-то шнур Райнштайнер. — Единокровной сестре хозяина? Это она учила графиню Борн?

— Ну… — служанка замялась, — откуда ж нам знать такое?

— Ты принесла собачку герцогини Придд своей хозяйке. Ты знала, для чего?

— Нет!

— Не знала?

— Я левретку эту восьмой дорогой обходила… Уж больно злая была.

— Но госпожа велела ее поймать?

— Господин барон, ничего такого она мне не велела.

— Тебя видели.

— Неправда ваша, Создателем клянусь!

— Им часто клянутся.

— Господин генерал! — Зайцы порой шарахаются от собак к охотнику, Эмилия шарахнулась к Ариго. — Господин генерал! Не колдовала я и собачку не трогала, ошибка это! Я — честная эсператистка…

— То есть уже преступница, — продолжал загонять добычу Райнштайнер. — Агарисская ересь, даже не усугубленная колдовством и предательством, подлежит наказанию.

— Да что ж это такое! Мы с Эдуардом господам хорошо служили… Спросите… Госпожу спросите, как я с сестрицей ее маялась, а уж Эдуард… Он же их всех на лошадках катал, как маленькие были… Эрэа Габриэлу, эрэа Ирэну, эра Юстиниана… Вы эра Валентина спросите! Он нас знает!.. Предательство, скажете тоже…

— Да. — Райнштайнер с несвойственной ему яростью дернул несчастный шнур. — Предательство, приползшее из Борна. Герцог Валентин слишком молод, чтобы помнить, но улика есть, и мы ее найдем, а заодно и свидетельство колдовства, убившего графа Гирке и графиню Борн. Сейчас мы обыщем…

— Господин барон! — Раскрасневшаяся растрепанная Мелхен вбежала в кабинет, даже не постучав. — Господин генерал! Идемте со мной! Скорее!.. Это очень важно… Это важно, как дрожжи для хлеба, как масло для…

— Быстрей, Ариго!

Райнштайнер схватил остолбеневшего Жермона под руку и поволок вслед за метнувшейся прочь гоганни.

Что-то случилось со вдовой Вейзеля — умом Жермон это понимал, но ужас, которого генерал еще не испытывал, рычал про Ирэну. Утонувшую, свалившуюся с лестницы, угоревшую, застреленную бродящим по замку злодеем.

Они с Ойгеном молча бежали за Мелхен, которой Райнштайнер не дал и рта раскрыть; мелькали шпалеры и статуи, то и дело приходилось куда-то сворачивать. Когда девушка выскочила к знакомой лестнице, Ариго немного перевел дух — комнаты Ирэны были в другом крыле, значит, все-таки баронесса, но зачем ей аж два генерала?! А гоганни уже толкала тяжелую дверь… Гостиная, в которой Юлиана рассказывала гостям о муже, была пуста и чисто убрана. В вазах топорщились рыжие зимние цветы, от печи тянуло теплом, к ней уютно жались удобные кресла.

— Садись, — распорядился Райнштайнер, — будем ждать.

— Кого?! — Жермон оторопело уставился на бергера и приглаживавшую волосы Мелхен. — Где баронесса?.. Что, Леворукий побери, случилось?!

— Прости, Герман. — Райнштайнер уже уселся, вытянув длинные ноги. — Я слишком уныл, чтобы изображать тревогу. Ты — другое дело, видел бы ты свое лицо на Мельниковом лугу! Я не мог этим твоим свойством не воспользоваться.

— Ойген, какого…

— Подожди, я как раз объясняю. Мы загнали Эмилию в угол, пригрозили ей и ее мужу обыском, и тут нас неожиданно, это самое главное, вызвали к баронессе Вейзель. Ее, кстати, сейчас нет.

— А где она?

— Госпожа Ирэна по просьбе брата увела ее к себе.

— Так ты и Валентина в это втянул?!

— Если быть откровенным, а с друзьями я предпочитаю откровенность, то план предложил Придд, я всего лишь не поставил тебя в известность. Твое лицо ввело бы в заблуждение не только Эмилию, но и самого Штанцлера.

— Первородный Валентин просил меня войти по звонку и научил, что говорить, — объяснила гоганни.

— Вы не вошли… — простонал Ариго. — Вы ворвались! На вас лица не было, я Леворукий знает что вообразил…

— Я открыла дверцу печи и ждала, пока лицо мое станет горячим и красным. Я сняла ленту и растрепала волосы.

— Сударыня, все было очень к месту, — одобрил барон, и гоганни в ответ опустила глаза и улыбнулась. Злиться на них было невозможно, а то, что он вобьет в голову глупость про Ирэну, никто предвидеть не мог. Глупость на то и глупость, что умный человек ее не придумает.