Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

— В последние дни мне досталось слишком много правды. — Нареченная Ирэной расправила поясную ленту. — Я не уверена, что смогу вынести еще больше.

— Моя просьба, сударыня, будет неприятна не вам, а баронессе. — Проэмперадор наклонил и поднял голову. Мэллит нравился этот способ просить прощения, но он годился лишь для мужчин.

— Что вам нужно, командор?

Нареченная Юлианой повернулась в кресле и теперь смотрела на человека, у которого было так много званий и дел.

— Я понимаю, как вам сейчас нужна поддержка дочери, и все же прошу отпустить Мелхен со мной и бароном Райнштайнером. Надеюсь, вы нас поймете.

— Хорошо, — твердо сказала осиротевшая. — И не надо мне ничего объяснять. Мы с Мелхен приехали, потому что у нее было важное дело, и оно не завершено. Всю жизнь я провожала мужа, теперь я буду провожать детей, но вы поклянетесь защищать Мелхен так, как это делал бы Курт.

— Госпожа Юлиана, — Проэмперадор коснулся своей шпаги; первородные, когда обещают, любят ощущать рукой оружие, — я не могу заботиться о Мелхен так, как генерал Вейзель, я буду защищать ее, как граф Савиньяк. Вы вправе требовать клятвы — что ж, я клянусь своей кровью.

— Мелхен, — роскошная положила руку на чрево, губы ее дрожали, — решать тебе, но Курт хотел бы, чтобы ты исполнила свой долг… Ты нужна командору Горной марки, а обо мне здесь позаботятся.

— Конечно. — Первородная Ирэна тоже поднялась. — Я давала клятву перед алтарем, я ее как могла исполнила, но в этом году кровь стала значить больше слов. Я тоже клянусь кровью… Мелхен, я сделаю для госпожи Юлианы все, что в моих силах.

— Спасибо, девочка, — поблагодарила потерявшая Курта. — Мелхен, надеюсь, ты едешь?

— Да, — ответила гоганни и поняла, что плачет, но не знает отчего. — Я еду с подобным… Проэмперадором, и да будет Луна добра к Озерному замку… Я буду вспоминать старое и искать следы тени…

— Весной в следах тени вырастет девять и один цветок света, — пообещал удивительный. — Госпожа Юлиана, возможно, ваш супруг упоминал о порученце герцога Алва, сейчас он адъютант моего брата. Я надеюсь, что сестра Герарда и Мелхен станут добрыми подругами.

— Курт говорил… Да… Молодой человек подавал… подает блестящие надежды. Девочка моя, обязательно скажи ему… скажи…

— Мы будем ждать вас, Мелхен. — Голос первородной Ирэны вновь стал ровен и светел, как дорогой жемчуг. — Эр Лионель, садитесь. Если не секрет, что вам дают рассказы о гоганских обычаях? Это наверняка любопытно, к тому же нам нужно успокоиться.

— Мелхен, — роскошная вытерла глаза, — дай мне шаль. И пару слив…

Мэллит принесла и то, и другое. Больше всего девушке хотелось устроиться возле ног той, что даже в своем несчастье согревала других, но в присутствии хозяйки замка подобное было неуместно. Мэллит вернулась в свое кресло, слишком большое и высокое, чтобы в нем было приятно сидеть.

— Я рада, — старательно произнесла гоганни, — что мои слова принесли пользу.

— И очень большую, — заверил Проэмперадор. — Даже не будь встречи под яблоней, я остался бы вашим должником, ведь теперь я знаю о Кубьерте из первых рук. Однако начать мне придется издалека. Милые дамы, полагаю, вам не доводилось встречать настоящих морисков? Не лошадей.

— Этого еще не хватало! — Роскошная положила косточку на блюдо. — Впрочем, от морисков хотя бы нет вреда. Лучше бы мараги имели соседями их, а не дриксов.

— Фелипе Рафиано пишет, — мягко вмешалась нареченная Ирэной, — что багряноземельцы просты, как меч, и не терпят золота. Это в самом деле так? Вы, граф, их видели?

— Видел. В Алвасете и в зеркале… Внешне я истинный агирниец, сударыня. Жители Дигады и Межевых островов черноволосы, как марикьяре, но им дано право называть себя морисками. Зегинцев и садрийцев я не встречал, но, по словам Алвы, внешне они мало отличаются от его родичей. В Багряных землях нет рыжих и желтоглазых. Кроме гоганов.

Что до обычаев и веры, то и здесь правнуки Кабиоховы не имеют с соседями ничего общего. Гоганы не воюют в привычном для нас понимании, прячут и откармливают своих женщин, не обращаются друг к другу напрямую, избегают называть имена, не подшивают одежду, носят желтое и черное… Перечислять можно долго. Нам эти обычаи могут казаться верхом нелепости, но точно так же нас смешит и холтийская манера каждое царствование менять столицу и шарахаться от моря. Но продолжим ли мы смеяться, узнав, что запрет родился из пережитого уцелевшими ужаса? Холтийцы бегут от воды потому, что в свое время чудом не утонули. Мы в Золотых землях подобного пока еще не испытали.

— «Пока»? Это не слишком обнадеживает.

— Неужели вы хотите, чтобы вас обнадежили?

— Мы хотим, чтобы выросли наши дети. — Роскошная так и не сняла ладонь с живота. — И поэтому мы хотим знать все, как есть.

— Но не сейчас, — отказалась от разговора про страшное первородная Ирэна. — Я готова слушать, что мы все утонем, лишь после ужина и в присутствии брата. Сейчас будет лучше, если Проэмперадор откроет нам тайну неподшитых платьев.

— Она проста, сударыня. Проста и трагична. Вспомните, как победители-бириссцы поступили с побежденными бакранами, а потом представьте другую войну и другое поражение, вынудившее некогда благополучный народ под угрозой гибели покинуть насиженные места. Это было давно, очень давно, только обычаи хранят старые беды, как янтарь — мух.

Толстые женщины — это память о голоде, поварское искусство, кстати говоря, тоже. «Жизненные соки» невесты, когда она становится матерью, позволяют выносить и выкормить ребенка. Неподрубленная ткань? Ниток хватало лишь на то, чтобы не разваливались платья, а желтое и черное носили, скрываясь среди песков и камней. Странное для нас выражение «встать к жаровне» — отголосок скитаний, когда изгнанники вместо постоянных печей имели разве что набиваемый угольями переносной железный короб. Отсутствие воинов — воля победителей, цена за хоть какую-то жизнь. Запрет на оружие вынуждает искать спасения в магии, страх накликать беду — подменять имена и говорить о себе в третьем лице. «Блистательные» и «недостойные» — тени былых унижений во имя выживания, но победители вымерли, а проигравшим удалось спастись. Я почти уверен, что гоганы в Багряные земли явились из Бирюзовых, и мориски чужаков приняли, хоть и без особого восторга…

Проэмперадор с лицом огнеглазого Флоха сказал, и Мэллит поняла — так и было! Непокорная Сунилли любила царя сердца своего в иных землях, и был он врагом племени Сунилли по слову, а не по крови. Мэллит никогда не хотела, чтобы медноволосая красавица отдала свое сердце хмурому шаду, и так и стало.

— Мелхен, — окликнул Проэмперадор, — надеюсь, вы на меня не обижены?