Анна Одина - Всадник

Представьте себе серую равнину, утыканную оголенными силуэтами влажных темных деревьев. По ней течет быстрая холодная река, неся воды с такой головокружительной скоростью, будто она, как испуганная барышня, подобрала юбки и стремглав убегает от преследователя. Повинуясь побегу реки, вместе с нею мчится и лодка, на дне которой лежит, по-фараонски крест-накрест сложив руки на груди, человек, глядящий вверх. Над ним бесконечной выцветшей подушкой простирается кисельное серое небо, местами расщедрившееся на венозно-кровавую красноту. Человек знает, что его преследуют, знает, кто и почему, и знает, что эти «кто» догонят его, но еще не решил, готов к этому или нет. Он сделал кое-что, чего, с их точки зрения, делать не следовало, но не раскаивается. Назовем эту местность просто материком, а человека – магистром.

Магистр поднимается и, не обращая внимания на лихорадочное раскачивание лодки, встает на корме лицом против течения, вглядывается в даль, пытаясь увидеть или надеясь не увидеть преследователей. Их нет – преследуют его лишь шум влажного ветра, плеск свинцовой воды и запах бесцветных сырых полей. Строго запретив себе расслабляться (но что-то незаметное внутри выдыхает с облегчением), он оборачивается и видит, что одиночество его нарушено самым бесцеремонным образом – на носу лодки сидит старик, которого легко было бы узнать в толпе – из бескомпромиссно лысого черепа его торчат мощные рога. На коленях у старика лежит витая палка черного дерева, и ее цвет настораживает беглеца: прежде на этом материке не существовало столь окончательно черного цвета. Магистр устраивается на грубой деревянной планке, служащей лодке сиденьем, молча оглядывая старика. Не его он ожидал увидеть.

Старик откашливается. Он произносит слова скрипуче и веско, так, что, кажется, можно услышать деревянный стук, с которым они падают на дно.

– Ты BINΣENT PATΛANT? – называет он имя магистра.

Магистр неприятно улыбается.

– Нет, это не я, – говорит он вежливо, – ты ошибся лодкой. «RATLANT» плывет в следующей.

Сказав это, всадник замолкает. Молчит и старик. Спустя время магистр негромко спрашивает:

– Может, и ты представишься?

– Нет нужды, – благодушно отвечает старик. Беглец мрачнеет.

Рогатый гость его встает и оглядывает окрестности, затем расстроенно качает головой, перехватывает палку и без предупреждения бьет ею по воде. Против ожидания палка со звонким треском ударяется о лед. Старик легко спускается на воду и идет вперед, а магистр следует за ним, потому что знает, что не может сделать ничего иного. Он бросает последний взгляд на лодку, вмерзшую в лед и, словно прощаясь, приподнявшую борт.

– Я вернусь, – говорит Делламорте с угрозой, не в последней степени обещая это себе. Старик молчит, лишь переставляет ноги. У него странная походка – кажется, это не он идет вперед, а материк перемещается вокруг него. Магистр догоняет его, не прикладывая особенных усилий, и так, бок о бок, они доходят до обрыва, которого здесь раньше как будто не было. Рогач простирает руку вперед.

– Это Камарг, – говорит он ровно.

– Был Камарг, – в тон ему, но не без веселья, говорит магистр.

Заглянем же за край обрыва. Под стариком и магистром открывается пропасть – окажись они чуть выше, не исключено, что их головы укрыли бы облака. Место, где стоят эти двое, – будто некое возвышение над нормальным уровнем мира. С возвышения спутникам виден город, и если б его показали и нам с вами, мы сразу сказали бы, что город этот мертв. На таком расстоянии обычно невозможно увидеть ничего, позволяющего отличить город-призрак от города, пульсирующего жизнью, однако кое-что заставляет услышать в воздухе котловины окончательное затишье гибели. Во-первых, молчание всего, что обычно живет и издает звуки, – помимо людей не слышно птиц, насекомых, зверей, водопадов и трав. Во-вторых, за искореженными воротами в центре города возвышается круглая башня красного кирпича, и она перерезана – наискось и пополам. Старик указывает на нее.

– Это великая библиотека Камарга, – констатирует он все так же без интонации.

– М-ммм… Неужели меня сняли с судна, чтобы устроить экскурсию? – интересуется магистр. – Позволю себе еще раз уточнить – это была библиотека Камарга. Камарг погиб вместе со всеми своими медными лошадками, красным кирпичом и опускающимися мостами, со своим дворцом и проклятыми книгами. Way to go, if you ask me [80].

– Не делай вид, что не причастен к этому, – говорит старик. Магистр теряет терпение.

– Я не делаю никакого вида, уважаемый бык или кто вы там, – вежливо возражает он. – Но если вы не против, нельзя ли теперь перейти к содержательной части? Меня ждут дела.

Старик молчит, а затем продолжает все тем же скрипучим тяжким голосом:

– Зачем ты разрушил Камарг?

– Censeo Camargh esse delendam [81], – цедит магистр. Он говорит это на другом языке.

– Объясни, – требует старик. – Зачем ты убиваешь города и опустошаешь страны? Камарг, Маритим, Медзунами, Тирд и Эгнан?

– Вы делали то, что нельзя, – существовали, – равнодушно объясняет магистр, разглядывая горизонт. – Не надо разыгрывать оскорбленную невинность. Вы прекрасно знаете: то, что составляло эти «города», – здесь магистр ставит голосом кавычки, – им не принадлежало. Жаль, что ты нашел меня до того, как я пришел в Рэтлскар.

– Так ли ты уверен? – спрашивает старик. Он уселся на край обрыва и болтает ногами, а палку держит на коленях.

Теперь молчит Делламорте. Он смотрит в рогатый затылок, как будто не веря, что такой диалог можно вести всерьез.

– Послушай, – наконец говорит он, – плотность моего графика не позволяет мне вести дискуссии об истинности сознания, истинности истины, осознании истины и сознании сознания. Если ты закончил, я пойду.

Он поворачивается и уходит, размышляя о том, как странно получилось – он оставлял позади то, что осталось от Камарга, но Камарг оказался перед ним. В следующий момент он понимает, что не должен был уходить, ибо загадочный старик проделал с ним тот же фокус еще раз.

Магистр оступается. Нога его скользит по камню. Он понимает, что ему не за что зацепиться. Он срывается и падает с обрыва, и погибшая земля Ура летит навстречу ему. Не в силах видеть это, он закрывает глаза и слышит, как старик говорит у него за спиной, сопровождая каждое слово мерным ударом черной палки:

Наконец-то мы приступаем к рассказу о том, что привело к появлению на полотне этой книги ее первого героя – московского журналиста Дмитрия Дикого. Хотя дело, конечно, не в Мите, а пока лишь в том, что, очнувшись после падения с неведомой скалы, нависавшей над останками великого тысячерукого Камарга, Винсент Ратленд обнаружил себя во времени, которое видел некогда, еще до всех войн, в своих опиумных снах. Он не знал, почему на сей раз оказался именно в Париже, но дело было не в географической логике: оплаченные жизнями и смертями путешествия в Ур и обратно не были похожи на путешествия иголки с ниткой, всякий раз попадающей в одну и ту же дырку на пуговице.