Анна Одина - Всадник

И тут приезжий доктор во второй раз после рассветного пения детей столкнулся в Рэтлскаре с музыкой – эта напоминала переливы своевольной флейты. Мелодия не имела сюжета и последовательности и звучала словно ради процесса, замысловато изгибаясь в минор сбивчивыми дискомфортными пассажами. Определить источник мелодии было непросто, но судя по всему, он перемещался где-то за домами. Помимо музыки слух мог различить и второй звук, менее приятный, – как будто по мостовой волоком тащили что-то тяжелое. Донесся низкий продолжительный лязг, и стало ясно, что это голос, произносивший слова на незнакомом языке.

Делламорте прислушивался к мелодии и звукам, бездумно поглаживая спустившуюся ему в ладонь ветку дерева. Листья отреагировали на поглаживание неожиданно: сначала опали листья, но потом на ветке почему-то пробились зеленые почки и розовые бутоны соцветий. Магистр с изумлением взглянул на ветку, нарушившую единственный данный Рэтлскару Жуками сезон, проверил что-то на поясе и отошел в тень, обратив внимание в сторону лязга, голоса и флейты. Низкие тягучие звуки доносились теперь со всех сторон. Какие бы существа ни издавали весь этот шум, было ясно: они о чем-то условливались. К прежним присоединился еще голос, потом еще один, и вскоре всадник оказался в невидимом кольце. Тогда он надел маску и попытался разглядеть источник звуков. Музыка достигла промежуточной кульминации и там, на гребне неопределенности, зависла.

Из темноты переулков появились наездники. Огромные тела их змей, уродливо толстые в середине и сужавшиеся к хвосту, были увенчаны плоскими слепыми головками, сами же наездники сидели прямо на горбах, свесив полы хламид набок. Змеи поводили рылами, издавая звуки, похожие на мелодию флейт. Наконец стало понятно: это жесткая чешуя змей выдирала полосы из мостовых, имитирующих ту же самую чешую. Стало ясно, и куда пропадали люди, имевшие неосторожность остаться без крова до наступления ночи. Непонятно оставалось одно – что собирался делать с этим всем доктор Делламорте. Он тем временем дотянулся правой рукой до ножен за спиной и извлек из них прямой меч с алым камнем в рукояти.

– Надо было вынуть эту затычку и не спешить вылезать на поверхность, – тихо прокомментировал всадник сам себе, имея в виду, видимо, оставшиеся за кадром приключения в скалах Мастго, куда он отправился, взяв в плен военачальника.

Один из наездников спешился и, подойдя к поднявшей шею змее – пародии на лебедя, поднес одну руку к ее пасти, а другой стукнул по голове. Змея выплюнула ему в ладонь что-то яркое и светящееся, и наездник поднес ладонь к лицу, а когда свет пропал, заговорил низким маслянистым голосом:

– По лагерю Рэтлскар запрещено ходить ночью. Разве ты не знаешь?

– Старые друзья! – обрадовался приезжий. – Нет, не то чтобы я знал об этом из первых уст. Но поздно: я прошел по лагерю Рэтлскар ночью и, кажется, пока никого не убил.

Наездник кивнул, но его голос теперь почему-то донесся сзади:

– На острове никого не убивают по ночам. Именно потому, что…

Тут продолжил другой наездник:

– …по лагерю Рэтлскар запрещено ходить ночью. Ты пойдешь с нами. Мы напитаем тобой подземное железо.

– Вот еще, – продолжил Делламорте так же ровно и даже более скучным тоном, чем прежде. – Никуда я с вами не пойду: день смирения в моем календаре значился позавчера и был отведен под посещение местного Трибунала. Питайте свое железо печенью и гречневой кашей.

К этому времени концы плаща Делламорте – они уже некоторое время растягивались в стороны – достигли земли и теперь хищно подергивались, напоминая кожистые крылья с крючками на выступающих концах. Более того, теперь, когда отступать было некуда, он решил все-таки не жалеть магию и высушить одежду – провел рукой по лбу и произнес две сердитые фразы.

С наездниками тем временем произошла еще более резкая и пугающая метаморфоза: они обняли руками змей, да с такой силой, что будто срослись с ними, полы же их одеяний при этом порывисто задрались вверх, образовав по два мясистых серо-розовых перепончатых крыла. Обнаружилось, что под хламидами ничего нет, и получились несуразные и гадкие существа – гигантские толстые серокрылые змеи. Существа поднялись в воздух, напряженно дрожа хвостами.

– Требуется подчиниться змеиным наездникам, – назидательно провозгласил последний из говоривших, и земля вздрогнула, когда крылатые существа принялись пикировать на гексенмейстера.

Однако атакуемый, не двигаясь с места, поднял меч и несколькими экономными движениями снес головы двум летающим врагам, лестными словами вспомнив лучников Камарга, атаковавших в полете куда более эффективно. Затем, с шелковистым свистом разрезав воздух, он ломаным зигзагом поднялся вверх и вбок и уселся на змею верхом.

– Значит, вот какая тут у вас сказочка, – с мрачным весельем прокомментировал доктор. – Похоже, если я перебью вас, на острове не останется ничего интересного. Жаль!

– Всех не перебьеш-шь, – прошипела змея, на которой сидел Делламорте, – ос-ссновные-то всё-оо наблюдают.

Всадник отвесил змее увесистый подзатыльник, а затем, быстро оторвав от плаща широкую серебряную полосу, взнуздал рептилию, едва увернувшись от змеиных зубов, хотя один ядовитый клык все же успел прочертить царапину на его приоткрывшемся правом запястье. В отместку снеся голову чудищу, пролетавшему справа, магистр сообщил:

– Донаблюдаются до того, что в Рэтлскаре не останется змеиных наездников. А мне не до них – меня ждут.

– Кто ш-шшдет? – спросила любопытная змея.

Не оставляя попыток смахнуть седока со спины хвостом, змея пролетела впритирку к крыше, чтобы ударить об нее всадника, но он вовремя перекинул ногу вбок, удержавшись лишь при помощи своих удивительных крыльев. Раздосадованный, Делламорте наклонился к безухой треугольной голове.

– Сбросить хочешь? – уточнил он. – Не советую устраивать тут мне гадючье родео. Знаешь, что бывает со змеями, завязанными в узел и кусающими себя за хвост? – Он пару раз пребольно хлестнул змею мечом плашмя и перехватил меч левой рукой.

Однако было уже поздно: от наездников, тем временем сформировавших на земле некое подобие пентакля, стали подниматься волны теплого дрожащего воздуха, несшего непреодолимую усталость. Змея Делламорте бессильно опустилась на землю и сложила крылья.

– Это смертельная слабость, – пояснила она и прикрыла глаза.

Музыка прекратилась, наездники замерли, и слышно было лишь тяжкое сопение змей. Похоже, вместе с ядом «смертельная слабость» проникла и в кровь Делламорте, потому что он не сделал попытки исчезнуть, а снял маску и, продолжая как мог внимательно наблюдать за происходящим, поднес запястье к губам, пытаясь избавиться от яда. Быстро жонглируя левой рукой, он спрятал меч за спину, выхватил кинжал, висевший на поясе и, накалив его без всякого огня, поднес лезвие к запястью, прижигая отравленный разрез. Не успел доктор закончить с самолечением, как в чешуе стеклянных полусфер раскрылся гигантский полыхающий глаз с вертикальным зрачком, глядящий прямо на него, и в зрачке этом, он готов был бы поклясться, ему увиделась улыбка. Но воздух уже наполнился детским пением, еще негромким, и наездники, услышав его, принялись прыгать прямо в зрачок, бесследно исчезая внутри вместе с ездовыми змеями. После того как в глазе скрылся последний всадник, он еще некоторое время для верности поразглядывал чужака, а затем со стуком захлопнулся. На месте глаза обнаружился старинный сундук, украшенный позеленевшими металлическими цветами. Магистр, не без облегчения проследивший за исчезновением противника, сжал и разжал пальцы на правой руке – они потеряли гибкость. Затем он приблизился к сундуку и рассмотрел цветы.