Вук Задунайский - Балканский венец

Главным героем сербской национальной мифологии со времен Косова поля стал Милош Обилич. Поступок Милоша во время сражения довольно нетривиален: он сдался туркам в плен, грубо говоря – дезертировал, а когда его подвели к Мураду для присяги, вместо того, чтобы лобызать его туфлю, выхватил спрятанный кинжал и убил султана. Впрочем, на боеспособности турок это не сказалось, как и скорая загадочная кончина его старшего сына и наследника Якуба. Командование турецкой армией принял на себя младший сын султана Баязид, впоследствии – султан Баязид Молниеносный, гроза врагов Османской империи, тоже человек страшной и поразительной судьбы (по некоторым данным, он-то и удавил своего брата Якуба). Обилича в скором времени казнили, как и взятого в плен царя Лазаря, и множество других сербов. Вот и вся история. Сюжет был экранизирован югославами в конце 80-х. Фильм под названием «Бой на Косовом поле» («Boj na Kosovu», Югославия, 1989) рекомендуется к просмотру как эталон балканского героического киноэпоса.

Казалось бы – ну и что тут героического? Продули битву, так сказать, по собственной инициативе. Однако сербы ценят подвиг на Косовом поле даже выше, чем победу, за что и канонизировали обоих героев – царя Лазаря и Милоша Обилича. И, надо сказать, у них есть на то свой резон. Одержи сербы победу – ну и была бы у них еще одна победа, память о которой, как показывает практика, недолговечна. А вот поражение… Как говорится, на ошибках учатся. На этом поражении, как на дрожжах, через церковный культ и выросла вся сербская культурная доминанта. Так что в чем-то создатели мифа о Косовом поле, пожалуй, были правы.

Почему мифа? Да потому, что события Косовской битвы легендарны и архетипичны. Сосуществует с десяток подчас несовместимых друг с другом вариантов событий того рокового дня 1389 года, причем все они верны, то есть неопровержимы. Потому что исторические данные не позволяют нам сказать о Милоше Обиличе ничего определенного. Потому что впоследствии выяснилось: Вук Бранкович, чье имя стало нарицательным обозначением предателя, как это произошло в свое время с Иудой, вовсе не предавал царя Лазаря, а напротив, много сделал для успеха сражения. Впоследствии он так же упорно сражался с турками, за что и был убит ими. В романе «Одна ночь в Вальхалле» Миливое Йовановича Вук попадает на небо и участвует в пиру, который происходит не где-нибудь, а в самой Валгалле, причем приглашены на него исключительно герои всех времен и народов.

Легендарное, Небесное Косово оказалось сильнее Косова исторического. Косовский миф и по сей день занимает центральное место то ли в сербской исторической мифологии, то ли в мифологической истории, что для тамошних реалий примерно одно и то же, и позиций своих сдавать покамест не собирается. Идея Небесного Косово, древнего сербского царства благоденствия и справедливости, по злому року павшего от превосходящего противника, близка библейской идее об избранном народе, «что грешит и бывает благословен, возвышается и падает, что прошел через тяжкое вавилонское пленение с надеждой и затем – триумфом» [237]. Таким образом, если одна сторона косовской легенды представлена эпосом, то вторая – безусловно, библейской мифологией. Отсюда и возник культ Лазаря – царя-мученика, сделавшего выбор в пользу Царствия Небесного и не пошедшего ни на какие компромиссы с нехристями.

Среди сербов и поныне есть поверье, что до тех пор, пока они не отыщут припрятанную где-то турками голову царя Лазаря, не быть миру на Балканах [238]. Вариации гипотетического обретения этой реликвии также стали сюжетом преданий. В одном из них речь идет о торговцах, которые разъезжали по Сербии по каким-то своим торговым делам и остановились как-то ночью на привал в пустынном месте. Они отправились за водой к отыскавшемуся неподалеку заброшенному колодцу, но из ведра с водой на них вдруг уставилась… человеческая голова, которая к тому же еще была еще и в короне и вся светилась. Торговцы, понятное дело, опешили и уронили ведро. И тут увидели, что к ним идет нечто, похожее на тело в развевающихся одеждах, но… без головы. Тело подошло к ним, взяло в руки голову и так же безмолвно удалилось. Когда торговцы пришли в себя, им открылось, что нашли они не что-нибудь, а голову Лазаря, причем приходил к ним за ней сам царь. Выдается эта история, как водится, за быль, реально случившийся эпизод из жизни, в чем мы, естественно, ничуть не сомневаемся.

Параллельно сосуществует несколько различных вариантов легенды, в результате чего появился на свет, живет и развивается мозаичный свод преданий о Косовской битве. Подобно лоскутному одеялу он соткан из разных мистических элементов и символов, генеалогически восходящих то к индоевропейской древности, то к христианской традиции, а то и привнесенных разными авторами. Одним из первых произведений, где народная эпика была использована в целях национальной консолидации, стала написанная в самом начале XIX века народным стихом поэма Гавршила Ковачевича «Сражение страшно и грозно между серблима и турцыма на полю Косову, под князом Лазаром, случившесе у 1389-м лету юния 15 дана» [239]. Она оказалась самым популярным изложением легендарных событий на Косовом поле.

Именно отсюда пошло отождествление пира накануне битвы с тайной вечерей Нового Завета. В начале ее князь Лазарь разочаровывается в Милоше Обиличе как в змиевиче, публично сообщая об этом всем присутствующим сербским и союзным военачальникам. Это явный языческий мотив – чуть ниже мы узнаем, кто такие змиевичи и с чем их едят, пока же для нас важно, что это название несет в себе отрицательную коннотацию. Лазарь отождествляет себя ни много ни мало с Иисусом. В полном согласии с евангельским сценарием, он подает Милошу чашу с вином, предлагая выпить за него тому, кто «…меня предать замыслил, как Иуда Спасителя своего». Однако Лазарь, хотя и причислен к лику святых, был на тот момент пока еще обычным человеком, а потому вполне мог и ошибаться. В отношении Милоша он явно допустил промах: не исключено, что Милош действительно был тем самым пресловутым змиевичем, но своего царя он никоим образом не предавал и даже напротив – стремился переломить ход сражения в пользу сербов ценой своей жизни.

Милош Обилич также заслужил посмертной канонизации. Правда, до сих пор доподлинно неизвестно, кем он был: по одной из версий это влиятельный сербский князь, зять царя Лазаря, накануне битвы поклявшийся убить султана, по другой – простой человек, пастух, чуть ли не случайно проходивший мимо и заинтересовавшийся ходом сражения. В образе Милоша евангельский сюжет гармонично соседствует со вполне языческими отсылками к сверхъестественным способностям Милоша-змиевича. Такая мистическая эклектика не только не порождает смыслового конфликта, но, напротив, помогает мифу жить и развиваться дальше. Косовская легенда вбирает в себя даже непримиримые мифологические и идеологические конструкции, отчего сила ее воздействия только возрастает.