Андрей Уланов - Оружейник

— Отдай мальчишке, Минцу…

Дергаться летуны не пытались и правильно делали. Во-первых, тут вокруг хватало желающих сделать в них пару дырок, а во-вторых, я бы сделал это первым. К тому же, кобуры у обоих пустые, у кого-то хватило мозгов разоружить, прежде чем поставить над ними мадмуазель с пустым "фольмером".

— Самолет исправен?

Прежде чем ответить, они переглянулись… старший пожал плечами, мол, чего уж теперь…

— Да, — отозвался младший, — в полном порядке.

— Тогда почему вы не улетели даже когда началась пальба?

— Приказ господина полковника, — это уже ответил старший, быстро и зло, — три недели назад одну группу высадили в лесу… пока самолет летал за подкреплением, эти долбанные идиоты напоролись на засаду. Полковник специальным приказом запретил улетать с места высадки без особого распоряжения…

— Один из самых долбанутых приказов из всех, что я слышал, — громко сказал я и оба летчика улыбнулись. — Давайте пройдем в кабину, покажете, что и как.

Транспортник все же оказался урожденным итальянцем. "Савойя-марчетти", изначально пассажирская машинка на 8-10 мест, но за счет снятия кресел испанцы смогли утрамбовать в него отделение пехоты со всем положенным барахлом. Надписи на приборах в кабине тоже были на испанском, шкалы метрические… в общем, ничего сложного. Все же современные самолеты, хвала Тесле, достаточно просты и надежны — если научился кое-как справляться с тушей "Доброй тети", то более легкая машина уже не пугает.

Подключив генератор, я дал напряжение на движки, вывел их на четверть взлетной мощности — машина ощутимо качнулась, — и прислушался…

Техника умеет говорить, надо лишь суметь услышать. Мастеру было достаточно лишь пару раз щелкнуть затвором, чтобы сказать, когда и что сломается. Именно так — не сломано, а сломается в будущем, через сто, триста, тысячу выстрелов. Он умел разговорить оружейную сталь, все эти напряжения в металле, места повышенного износа и прочее для него выглядело как пациент, зашедший поведать доктору о своих многочисленных болячках.

Конечно, я так не умею — и вряд ли когда-нибудь научусь. Но с электромоторами в этом смысле проще.

— На правом крыле проблемы?

— У второго двигателя на днях сгорела обмотка, — неохотно сказал старший летун, — техники обещали заменить, но пока не сделали.

— Вы ведь не из «этих», — неожиданно произнес лейтенант, — верно, синьор?

— Допустим…

— Если вы сейчас улетите с нами, мы можем гарантировать вам…

— Помолчи, Фернандо, — перебил его старший. — Не говори ерунды…

— Но…

— Во-первых, мы ничего не можем гарантировать и синьор…

— Кристобаль, — подсказал я. У меня действительно имелся при себе паспорт на имя Кристобаля Маркеса, гражданина республики Перу, все подписи и печати подлинные. У одного из наших тамошних покупателей немного не хватило наличности рассчитаться за очередную партию винтовок, а вот бланки паспортов имелись. Само собой, английский или французский паспорт вызывает куда больше уважения, но случись что, достать новые куда труднее и дороже, а этот — не жалко.

— …Кристобаль это прекрасно понимает. Во-вторых, это бессмысленно.

— Приятно иметь дело с умным человеком, — прокомментировал я. — Предлагать мне подобное действительно бессмысленно, хотя должен сразу оговорить, лично против вас я ничего не имею. It's just business, как говорят за океаном.

Пояснять, что эту фразу придумал бугалтер мобстеров Отто Берман, я не стал.

— Собственно, вы мне не очень-то и нужны. Мне нужны полетные карты и рабочие частоты. Для успокоения вашей совести, — я чуть усмехнулся, — замечу, что получить все это можно и без вашего участия. Карты у вас в планшетах, уничтожить их вы не успели. Понять, на каких частотах ведутся переговоры, это пять, ну десять минут кручения верньеров у рации. Другое дело, что мне эти десять минут совершенно не лишние… а вам, синьоры, хочется жить. Не так ли?

Жить им действительно хотелось, так что десять минут я нам сэкономил. После чего вывел наружу и показал, какая улочка ведет к станции.

— Полагаю, синьоры, ваши приятели постараются взять вокзал как можно раньше. Хотя наименее опасным способом выжить, — добавил я, — сейчас для вас было бы отсидеться в каком-нибудь подвале. Вы ценные специалисты, рисковать жизнью в пехотном бою совершенно не ваша задача.

— То есть, — младший, похоже, никак не мог поверить мне, — вы нас просто так… отпускаете?

Я кивнул и, приложив ладони ко рту, проорал: «¡No dispares, los dejamos ir![1]» для верности повторив еще и на французском.

Пошли они вначале неуверенно, оглядываясь и явно каждую секунду ожидая подвоха. Ну да, «расстрел под видом попытки к бегству» одна из любимых подлых шуточек всяких парамилитарес. Я усмехнулся, взялся за край люка… и тут грохнули выстрелы, один и почти сразу за ним — второй!

Да какого хрена!

Кровь вскипела — это не всегда фигуральное выражение. Сейчас мне адреналина или чего там выделяется плеснуло так, что будь в руках пистолет-пулемет — положил бы всех троих одной очередью.

И главное, этот придурок еще и улыбался!

– ¿Por qué diablos disparaste?[2]

Этот придурок продолжал дебильно улыбаться. Ответил мне стоявший рядом Хосе-Лопес, тот самый, с которого содрали пиджак для Леви перед боем.

— Он вас не слышит, камерадо комиссар. Алонсо и так глуховат, а сегодня утром у него еще и стрельнули рядом, так что из ушей кровь текла. Вот он и пальнул, когда они побежали…

— А ты сам какого хрена стрелял?

— Ну так… Алонсо стрельнул, я решил, значит, так надо….

Все это было произнесено с такой характерной крестьянской основательной рассудительностью, что стало совершенно ясно: орать, ругаться и вообще выплескивать эмоции на этих двоих совершенно бесполезно. Ровно с тем же успехом стоит лупить кулаком бетонную стену, о которую расшиб колено. Можно только их пристрелить. Но и тогда умрут они, так и не осознав, что совершили. Да и третий такой же, он просто из-за ранения винтовку поднять не смог.

— Оружие соберите с убитых и в самолет, — устало приказал я. — Князь… проследи, чтобы они пулемет не угробили в процессе.

Странная штука — с утра здесь уже погибло несколько сотен человек, а сколько еще не увидит заката, знают разве что ангелы на небесах, да черти в аду. Но почему-то смерть этих двух меня задела. Очень уж глупо получилось, попытался уменьшить счет от мясника, а не вышло. Князь бы из этого наверняка развел сентиментальную философию на вечер с парой бутылок вина, слезами и соплями. Меня хватило на полторы минуты, пока я шел до места, где мы перед боем оставили Тересу — на одной из боковых улочек, у стены. До атаки она так и не пришла в себя, а так… даже наткнись на неё первыми легионеры, вряд ли кто-то с ходу опознает в ней партизанку. Просто лежит раненая женщина, y es todo[3]. Когда город обстреливают и бомбят, случается всякое дерьмо…