Андрей Уланов - Оружейник

— Ты как?

— Хреново, по правде говоря.

Тереса уже очнулась, но пока что её хватило лишь приподняться, опираясь на локоть — и то на пределе сил.

— Что за хрень со мной приключилась?!

— Штурмовик пустил ракету…

— Помню. Еще успела подумать, что эта долбанная хрень летит прямо в меня. А потом — бац! и все, как свечу задуло. Сейчас открываю глаза, вижу облака… ну, думаю, неужели попы насчет рая не наврали. И тела не чувствую совсем…

— Так бывает после контузии.

— Ну тебе виднее… меня так еще не прикладывало. Сейчас-то болит все и везде. А знаешь, — неожиданно добавила она, — я почти сразу о тебе подумала. Что могло взрывом обоих накрыть, а раз так и в раю вместе окажемся.

— На это надежды мало. Таким как я, в рай путь заказан.

— Чушь! — Тереса, уцепившись за меня, попыталась встать, но тут же ойкнула и упала обратно на расстеленное прямо на мостовой одеяло, я едва успел придержать её. — Чушь это, слышишь, Мартин! Я в Бога не верю, но если он есть, ему наверняка плевать на все наши дрязги, склоки… он примет всех своих детей, даже самых заблудших. Выпить есть чего?

— Сейчас раздобуду, — пообещал я, выпрямляясь. У меня при себе имелась фляжка с кальвадосом, но за одну идею дать крепкий алкоголь человеку, мозги которого только что встряхнуло ударной волной, Косторез приколотит меня к днищу "Доброй тети". Самыми ржавыми гвоздями, какие только сможет найти.

Как назло, у легионеров из пулеметного расчета фляги посекло гранатой, кроме командирской, в которой была не вода, а что-то вроде разбавленного красного полусладкого. Вода отыскалась лишь в самолете, полканистры, слегка отдающей металлом, но вполне пригодной для питья. На мой вкус пригодной — когда я попытался напоить Тересу, она после первых же глотков закашлялась, а потом её обильно стошнило.

— Твою ж мать…

— Полегчало?

— Если бы… дай эту дрянь, хоть рот прополоскаю… чего ты так смотришь?! Я совсем на Святую Смерть похожа?!

У мексиканцев, как я смутно помнил, наличествуют какие-то особое специфичные воззрения на смерть и мертвецов. Включая отдельный культ для скелета с косой, на который очень косо смотрит официальная католическая церковь, празднование Дня Мертвых и прочие вещи. И да, в своем нынешнем виде Тереса запросто могла стать на этом празднике примадонной или кто у них там главный, без всякого дополнительного грима. Но…

— Ты очень красивая женщина, товарищ Тереса Гарза, — сказал я. — Даже сейчас.

— Люблю слушать, как ты красиво врешь, товарищ Мартин. Помоги встать… черт, да я не…

В этот раз нести её на руках почему-то было тяжелее. Хотя брыкаться она почти не пыталась — наоборот, обняла меня за шею и прижалась к плечу.

— Карабин жалко…

— Что?! я даже не сразу сообразил о чем идет речь. — Ты про свой "тридцать-тридцать"?

— Да… я к нему привыкла уже…

— Найдем тебе новый, — пообещал я. — Это новую Тересу найти сложно, а стреляющее железо всегда найдется. Тем более, как раз в этом деле я профессионал.

— Да, оружейник ты хоть куда, я оценила. Обещаешь?

— Слово скаута.

К самолету мы подошли как раз в тот момент, когда испанцы под присмотром Князя пытались затащить внутрь "гочкис". Получалось неважно, потому что даже снять несчастный пулемет с треноги они то ли не догадались, то ли не решились. В другое время, наверное, я бы стал где-то в сторонке, в тени, да и закурил, любуясь их попытками впихнуть невпихуемое. Но сейчас у меня на руках была Тереса, да и Марко требовалось как можно скорее доставить к доктору. А главное, притихшая было перестрелка снова начала разгораться. Некоторые выстрелы звучали совсем близко, как бы не на соседних улицах.

Внутри самолета тоже был полный бардак — винтовки, как свои, так и трофейные, эти ухари просто кинули на пол, даром что над бортовыми скамейками были специальные крепления. Ладно хоть, они сначала занесли в хвостовую часть Марко и своего раненого, но… твою ж мать, они мою винтовку тоже просто и тупо бросили на пол, в общую свалку! Если окажется, что прицел сбит — всех троих забью прикладом в землю по макушку.

— Я смогу сидеть, — увидев, как меня перекосило, но не угадав причину, решительно сказала Тереса. — Мне уже лучше… чуть.

— Тебе не…

— Делай свою работу, Комиссар, вытаскивай нас из этой чертовой задницы. Или я не сяду, а встану и начну командовать! Я смогу, будь уверен.

— Я уверен.

Будь где-то рядом Ковбой, наверняка бы ляпнул что-то глубоко философское, типа: "нашу цивилизацию непременно погубит если не коммунизм, то эмансипация негров и женщин". В начале нашего знакомства я на такие шуточки даже велся, но потом научился отвечать в стиле доктора: "… самогоноварение, дорогой мой, не забудьте про самогоноварение!"

Все же я едва не грохнулся, пока усаживал Тересу. Привязал рядом "швейцарку", огляделся — и решил, что с бардаком на полу надо что-то делать. Если придется резко маневрировать в полете, эта хрень будет очень весело скакать по всему отсеку. Надо сказать Леви… куда он подевался, к слову? Обещал проследить за сумками, вот они, сложены у кабины и не просто кинуты, а надежно примотаны… а где он сам?

Впрочем, долго искать героя сегодняшнего боя не пришлось, я его заметил, едва выглянув из самолета. Минц сидел на корточках над телом командира пулеметного расчета и делал… что-то…

— Знаешь эту систему, Мартин?

"Эту" было в специальном цилиндрическом футляре из красноватой кожи, с откидной крышкой на отстегивающемся ремешке и втором ремне, сбоку, чтобы можно было подвесить на снаряжение. Удобно и надежно. Если не знать, сразу и не догадаешься, что этот футлярчик для ручной гранаты. Granada ofensiva Lafitte она же Petardo Thevenot, по происхождению — французская граната Великой Войны. В начинке двести грамм нитрамита, довольно убойная штука, итальянцы из "ардити" очень их любили. А вот испанский вариант мне до сегодняшнего дня не попадался.

— Ты чего, собрался мертвецов заминировать?

— Только командира ихнего.

— Забудь! — приказал я. Прозвучало резче, чем собирался, Леви сразу вскочил, удивленно глядя на меня.

— Во-первых, это граната ударного действия, с двойной блокировкой ударника. Так просто мину ты из неё не сделаешь. — Не совсем правда, будь здесь Ковбой, он бы плюнул от обиды. Но Ковбоя с нами не было, а лично мне здесь и сейчас возиться с гранатой совершенно не хотелось.

— А во-вторых, что куда более важно, — я понизил тон, хотя испанцы были в десяти шагах и вообще им было не до нас, они по-прежнему пытались пропихнуть внутрь пулемет вместе с треногой, — ты не в Палестине. Нам никто не платит за убитых испанцев, на какой бы стороне они не дрались. Это вообще не наша чертова война, Леви. Сработай план Буше как предполагалось, мы бы даже пальцем никого не тронули. Прилетели, выгрузили товар, получили деньги, убрались восвояси, все живы, все довольны — вот идеальная схема нашей работы. А если приходится бегать и стрелять, значит, что-то пошло глубоко не так.