Кирилл Чичагин - Смерть Красной Шапочки

– Какой Францль? – девушка начала успокаиваться.

– Мой щегол. Вот он, – старушка указала себе на плечо – там гордо восседала названная ею птица и внимательно разглядывала Золушку, – я ведь не просто родственница, я Хюльдра.

– Со щеглом понятно, хорошо. Но что за Хюльдра такая?

– Люди обычно величают нас ведьмами, однако мы привыкли считать себя просто феями. Поэтому мой щегол умеет вызнавать нужную мне информацию и доносить её до меня. Проще говоря, я творю чудеса!

– Чудес не бывает, тётушка, – махнула рукой Аделина, – всё это сказки. Лет пятьдесят назад в наших краях сожгли последнюю ведьму, и с тех пор они более сюда не совались. Чего вам тут делать, если вы ведьма или фея? Или как вас там?

– Я сестра твоей матери, и несу тяжесть вины на своём сердце. Когда-то я сделала несчастной одну маленькую девочку, дабы исполнить древний закон Хюльдр, нынче же настал день, когда я наконец-то смогу снять с сердца камень и искупить вину.

– Вы говорите о нашей семье?

– Разумеется. Твой отец совершил как-то обидную ошибку, изменив твоей матушке. Теперь это всё в прошлом, но тогда, согласно нашему закону, моя сестрица должна была узнать о его грехе. И той, кто открыл ей правду, была именно я. Сразу после того в вашей семье начался разлад, Гудруна обратилась в жуткую сварливую старуху, твой отец в бесхребетного слизняка, а ты, Аделина, девочка моя, в Золушку!

– Боже, как это ужасно!

– Ужасней и не придумать! Мне ведомо, как ты ждала этого дня, как собиралась на бал, как мечтала потанцевать с принцем, – Гертруда закурила свою трубку зелёного стекла, – и вдруг, словно зеркало, в которое пущен камень, твоя мечта рассыпалась на мелкие кусочки. Идём наружу, у нас мало времени.

Они вышли из дома, и Гертруда уверенной походкой направилась в огород, что располагался позади него – Фридрих любил повозиться в земле и выращивал здесь капусту, морковь, тыкву, лук и чеснок. Золушка была удивлена, как невесть откуда взявшаяся тётка всё здесь так хорошо знает.

– Я фея, и мне знакомо многое, – будто читая её мысли, выпустила облако дыма старушка, – и не стоит забивать себе голову всякими мыслями о смертоубийстве! Ты ещё слишком молода, чтобы искать смерти – она успеет прийти за тобой.

– Но зачём мы идём в огород? И для чего у нас мало времени?

– Ты на бал опаздываешь! Неужели хочешь, чтобы все предполагаемые невесты перетанцевали с принцем до тебя?

– Вы не только словно призрак, – нахмурилась Золушка, – но ещё и как полоумная себя ведёте! Какой ещё бал? Мне траву надо красить!

– Этим займётся Францль, и к возвращению Гудруны с бала дело будет сделано. А ну-ка!

С этими словами Гертруда щёлкнула пальцами и выпустила очередное облако дыма. Щегол взвился над её головой и что-то пропел. Вдруг, из крон всех окрестных деревьев слетелись синицы, воробьи, скворцы и туча прочих мелких птичек всех мастей. Францль деловито отдал им указание, что-то прочирикав, и они, повинуясь его приказу, полетели через крышу на другой конец дома.

– Не беспокойся, они маленькие, но их много, в срок уложатся. Мы же приступаем к твоей экипировке. Для начала, нам потребуется то, на чём ты отправишься на бал. Я веду речь об экипаже.

– Но его нет. Точнее, есть, но они все зачехлены, да и кучера нет…

– И экипаж, и кучер – не твоя печаль. Для чего я, по-твоему, здесь? Так, посмотрим, что тут имеется? Ага, вот! Вот то, что нам нужно! – Гертруда торжествующе ткнула пальцем в самую большую на огороде тыкву.

– Но ведь это просто тыква, – грустно сказала Золушка.

– Гляди дальше своего носа, девочка! Иначе далеко не уедешь! Это не тыква, точнее, сейчас тыква, а через несколько мгновений будет твоим экипажем, – с этими словами она выпустила последнее облако дыма и выбила свою трубку об лежавший рядом на земле камень, – это не остатки сгоревшего табака, милая моя, это волшебный порошок, который и поможет нам с тобою сделать из тебя настоящую королеву бала!

Всё происходившее дальше показалось Золушке совершенным безумием. Назвавшаяся Хюльдрой старушка взяла щепоть выбитого ею из трубки пепла, поднесла к губам и пробормотала что-то себе под нос. Потом, улыбнувшись, сдула пепел на самую большую в огороде тыкву. И в тот же миг тыква начала на глазах расти, пухнуть и менять окраску с оранжевой на золотистую. Её стебель в мгновение ока изогнулся наподобие одуревшего вьюна и принялся обвивать тыкву снизу. Ещё через мгновение в ней появились отверстия в обеих сторон, которые принялись расти вместе с нею, и вот уже вместо стебля-вьюна угадываются колеса, рессоры и оглобли, а дырки обращаются в элегантные окошки. Сама тыква достигает просто гигантских размеров и начинает блистать золотом, покрывающим её причудливые украшения, которыми она оказывается увита на манер французских экипажей пятидесятилетней давности. Какие-то ангелочки, птички и ягнята весело смотрели теперь на Золушку со створок дверей, со стен и с крыши. Саму же крышу посредине венчал уже не тыквенный хвостик – нет, теперь вместо него там восседал гордый орёл белого цвета, вместо глаз у которого блистали изумруды, а на шее красовалась россыпь из аметиста и лазурита.

Ещё мгновение, и карета была полностью готова, да какая карета! Такому экипажу мог позавидовать сам князь Иоахим, да что там – прусский король и австрийский император от зависти проглотили бы языки, если б увидали это чудо! Вся покрытая золотой лепниной, инкрустированная дорогими камнями и увенчанная платиновым орлом, облитым белой эмалью, она казалась шедевром ювелирной мастерской каких-нибудь антверпенских кудесников. Колёса её были украшены драгоценной резьбой, а оглобли выполнены из дивного оттенка палисандра.

Золушка онемела от счастья, ведь ничего подобного в жизни она никогда не видела, и даже не могла себе представить, что такое вообще может случиться. Гертруда меж тем продолжала: «Кроме кареты, милая моя Аделина, тебе был обещан и кучер. Что ж, получай его!». Произнеся эти слова, старушка щелкнула пальцами, и откуда-то сбоку лениво показалась жирная крыса. Перебирая своими короткими лапками, она осторожно подошла к Гертруде, остановилась и принялась шевелить усами, грустно глядя на вызвавшую её фею.

– Нечего печалиться, дружище, – парировала та, – придётся нынче немного поработать!

Следующая порция порошка последовала в сторону крысы. Ту передёрнуло, будто пьяницу от жуткой бормотухи, и она на глазах, как и тыква, стала расти. С каждой секундой заострённые черты ей мордочки всё более походили на человечьи, и вот уже, спустя, пару минут, перед ними стоял миловидный упитанный кучер в ливрее тёмно-синего цвета, напудренном парике и кожаных перчатках с крагами. Он улыбнулся и поклонился Золушке. Та всплеснула руками и уставилась на тётушку, не ведая, что и сказать.