Кирилл Чичагин - Смерть Красной Шапочки

Удалившись в чащу, Франческа замедлила шаги. Гертруда ещё не вернулась, хотя девушка знала, каждой частицей своего тела чувствовала, что Золушка уже обратилась в красавицу и едет на бал. Вскоре надо было ждать и Гертруду. Но домой идти не хотелось, обида и разочарование, словно червь, съедали изнутри. «Что же мне делать?», думала она, «простить? Она ведь столько для меня сделала. Но как простить такое? А ведь там на балу наверняка и Карл будет…».

– Никогда никому ничего прощать не стоит!

Низкий мужской голос прозвенел, словно церковный колокол, совсем рядом. Франческа остановилась, как вкопанная, и обернулась. От огромной сосны отделилась крепкая худощавая фигура, завёрнутая в длинный плащ, и стала медленно приближаться к девушке. Человек был высокого роста, в сапогах с коваными носками, бликовавшими в лунном свете, и в большой треугольной шляпе, какие носили ещё несколько лет назад, а теперь сменили на круглые. Однако всё это не произвело на Франческу такого впечатления, как язык, на котором изъяснялся незнакомец. Он говорил на чистейшем римском наречии, родном языке Франчески, к которому она привыкла с рождения.

«Откуда он взялся? Кто он?», лишь эти две мысли успели промелькнуть у неё в голове, потому что незнакомец, будто прочтя их, вновь заговорил. Его слова звучали для Франчески что свежий мёд, так сладостен был её слуху родной язык!

– Бедная Франческа! Как же обижена ты судьбою и Богом, как несправедливы они к тебе! Ты никогда не задумывалась, отчего всё так нескладно в твоей жизни? Отчего семья исчезала на глазах, отчего французские подонки чуть не надругались над тобою, отчего любимый предал и отчего ставшая почти матерью ведьма любит тебя не так, как тебе хотелось бы?

– Откуда вам всё обо мне известно?! – в душе Франчески боролись два противоположных чувства, ужас и любопытство. Лица человека не было видно, и, хотя луна ясно освещала и дерево, от которого он отделился, словно тень, и просеку, на которой началась их встреча, но старомодная треугольная шляпа тщательно скрывала его даже от лунного света, грозно растопырившись своими углами в разные стороны. Под складками плаща угадывался кафтан и жилет с чуть удлинёнными краями, такие носили при покойном Людовике XVI. Словом, было ясно, что незнакомец уже немолод и принадлежит к поколению почти ушедшего века.

– Про тебя я знаю всё, потому и пришёл. Не бойся, я не враг тебе, я друг. Мне ведомы твои горечь и страдания. Я сам испытал многое в жизни, и теперь, познав все основы бытия, постигнув тайну смерти и досконально изучив природу боли, могу помочь тебе, бедная моя Франческа.

– Как вы можете мне помочь, синьор? То, что вы римлянин, а я не сомневаюсь в этом ни на минуту, не даёт вам права называться моим другом.

– Твоё недоверие объяснимо. И всё же, – Франческа почувствовала, что незнакомец улыбается, но улыбается гордо и даже чуточку надменно, будто уверен в своём непреложном успехе, – всё же я позволю себе предложить тебе свою помощь.

Он развернулся, сделал несколько шагов вперед и встал так, что луна освещала теперь его фигуру со всех сторон равномерно, но опять кроме лица. В её холодном свете блестели кованые носки сапог, пряжки на их застёжках у колен, пуговицы на жилете, теперь больше смахивавшим на камзол, и перстни на пальцах, с непонятными камнями.

– Ты унижена, ты опечалена, ты глубоко обижена, даже оскорблена, – вновь зазвенел его голос, – вся твоя жизнь соткана из унижений и обид. Как долго ты сможешь всё это терпеть? Полагаю, хватит. Гертруда, эта бабка, у которой ты жила последний год, она и не человек вовсе, а нечистая сила. Она показывала тебе свой хвост?

– Было дело, – потупила глаза Франческа, – но она уверяла, что всем Хюльдрам полагается носить такой!

– Верно, всем. Но в том-то и их отличие от людей, что они всего лишь лесные существа, оставшиеся жалким осколком после эпохи могучих фавнов и великанов. Их сила иссякла, как иссякает водопад к концу лета в родных краях Гертруды. Отныне вся магическая власть сосредоточена в руках людских. Мы же живём в век Просвещения, деточка моя, и в помощь нам призвана теперь наука! С её поддержкой мы можем совершенствовать своё искусство, шлифовать его и оттачивать, достигая в нём таких высот, какие лесным ведьмам отродясь не снились!

Голос его стал звучать великолепно и торжественно, словно звонили на Пасху. Осанка незнакомца приобрела более статный и благородный вид, и он продолжал.

– Ты довольно натерпелась в жизни, и должна отомстить всем своим обидчикам. Премудрость магии, которой обучила тебя Гертруда, очень пригодится тебе теперь, нужно лишь направить её правильно. Правильно – значит в твоих собственных интересах, ибо нет ничего превыше для человека, чем его личный интерес. Именно он движет всем, он заставляет человека думать и выкручиваться из разных ситуаций, он понуждает стремиться к лучшему для себя самого положению. Что, как не твой личный интерес, сейчас должно двигать тобою, когда ты осознаёшь, как несправедливо с тобой обошлись окружающие тебя люди? Горечь, обида, жалость к себе – вот причины для желания возмездия, мщения за свои несчастья и беды. Франческа, нет ничего сладостнее мести, слаще неё быть может лишь месть грамотная, продуманная и выверенная. Именно такой местью ты и должна насладиться, упиться ею, чтобы почувствовать, как прекрасна жизнь!

– Ах, мне страшно!

– Не пугайся. Когда свершишь то, что тебе надлежит, ты будешь мне только благодарна. Я же с радостью помогу тебе. Старуха обучила тебя магии, я обучу правильному её применению. Идём со мною.

Незнакомец повернулся и зашагал прочь. Не чувствуя в себе сил сопротивляться, влекомая некой таинственной силой, Франческа покорно последовала за ним.

– Здесь у тебя четыре пункта, к которым можно применить достойное мщение, – человек продолжал говорить на ходу, но голос его не сбивался и даже ничуть не подрагивал от ходьбы – он оставался совершенно ровным, будто тот спокойно стоял на месте, – неверный возлюбленный, чуть не женившийся на тебе, старуха-ведьма, отдавшая себя далеко не целиком и подарившая тебе свой разум, но не сердце, её племянница, это самое сердце заполучившая, и вообще вся эта дыра, гордо именующая себя княжеством и испортившая тебе жизнь окончательно. С чего начать, поразмысли сама. Я же скажу только, что ты должна выпустить из своей души все те обиды и боль, накопившиеся там за годы твоей нелёгкой жизни. Тогда они мигом обретут тело и станут мщением, и ты сразу поймёшь, как следует поступать дальше. Сама поймёшь, всего-то ничего. Попробуй, это же так легко!

В этот миг Франческа почувствовала, как внутри неё что-то рождается, клокочет и рвётся наружу. Ещё мгновение, и она осознала, как ненавидит весь мир и как страстно желает исправить его, наказав виновных. Она почувствовала на себе колющий взгляд незнакомца и обернулась к нему. Он стоял чуть поодаль и действительно разглядывал её, однако лица его по-прежнему не было видно.