Атуна Койдергем - Княжна для викинга. Книга 2

Впрочем, не только торжествами насыщено зимнее время. Если летом люди заняты заготовками припасов и полевыми страдами, то теперь забот такого рода, конечно, убавилось, но жизнь не стала проще. Мерзлыми ночами надо отапливать не только жилище человека, но и согревать скотину. А если вдруг закончатся запасенные дрова, то придется идти в лес и валить дерево. Сильные снегопады могут всего за одну ночь завалить все вокруг непролазными белоснежными барханами. В таком случае наутро нельзя и шага ступить, чтоб сперва не угодить в суземок. И придется потратить полдня на расчистку тропинки. Все то, что летом просто, как, например, постирать белье на реке или сходить за водой, теперь становится трудоемким. Зато для промыслов время это самое подходящее. Звероловы охотятся на белок, лисиц, волков и зайцев. Скорняжники выделывают шкуры животных и отправляют их на изготовление зимней одежды. Бондари мастерят бочки, ведра, ушаты и корыта. Корзиночники вьют из прутьев, корней и лучины плетенки и короба. Желание создать больше вещиц, а затем выменять их на посуду, ткань и предметы ковки, привлекает к труду целиком семью, даже детей. Хотя в основном зимой женщины прядут, ткут, вяжут и шьют. А мужчины занимаются охотой, рубкой леса, заготовкой капа, столярным делом и плетением лаптей. Иными словами, занятий в суровое время года хватает и без хлебопашества.

Но эти трудности настигают не всех, разумеется. Есть и такие счастливцы, которые всю зиму возлежат на полатях, услаждаясь яствами и согреваясь пряными напитками. Позволить себе подобное могут только очень зажиточные люди, у которых вдоволь слуг, выполняющих за них всю тяжелую да и простую работу.

– Сегодня еще холоднее, чем вчера, – зевнула Вольна, обвив изящными перстами глиняную канопку с ароматным иван-чаем. Белые и мягкие руки Вольны были будто созданы богами и не для труда. И с течением времени не менялись, оставаясь все такими же красивыми. Впрочем, и недосуг ей, любимой женщине князя, колоть пальцы иголками. – Рада, а что, валка леса уже началась?

– Давно уж началась. Еще по первому снегу, – кивнула Рада, занятая уборкой. – Слышала, уже неделю ельник рубят. Видно, для строительства.

– Скорей бы сумерки, спать лечь охота…– Вольна уныло вздохнула. Скука совсем одолела ее. – Как-то нехорошо мне сегодня. Тяжко как-то…Подбавь горяченького…– Вольна протянула Раде свою кружку.

– Слушаюсь, – Рада отправилась к печи за согретой водой, раздумывая над «тяготами» Вольны. Долог день до вечера, коли делать нечего…

– Так что ты там говоришь? Ель для строительства? – дуя на поверхность горячего напитка, поинтересовалась Вольна. – Хм, уж лучше сосна…Или дуб…

– Древесина дуба редка. И трудна в выделке, – поддержала беседу Рада. Она уже долгое время служила у Вольны, но каждый раз опасалась быть раскрытой. И потому старалась трудиться усердно и выражать участие, чтобы не вызвать подозрений. – Ее используют лишь там, где нужна повышенная прочность. При изготовлении санных полозий, бочек, лопат…

– Если ты посмотришь на нижние венцы хотя бы даже этой избы, то увидишь, что они из дуба…– заметила наблюдательная Вольна, ткнув указательным пальцем вниз стены.

– Ну это не простая какая-то крестьянская изба…– пожала плечами Рада, открыв ставни и стряхнув крошки со скатерти на улицу. – У кого есть возможность, те, конечно, возьмут дуб. Он для всего хорош. Для погребов особенно…

– А береза? Глянь, как разрослась! Даже летом в горнице тень, не то что зимой! – в приоткрытые ставни Вольна обозрела кусочек дерева, посаженного под этим окном еще молодым Гостомыслом. – Ее надо бы срубить и на строительство пустить…

– Разве что сараев да курятников, – добавила Рада.

– И откелича ты только все это знаешь…– Вольна прилипла губами к горячему напитку.

– Мой отец был столяром…

– И что он умел? Мед подай, Рада…– облизнулась Вольна, предвкушая трапезу, кажется, столь же сладкую, что и ее житие в княжеских хоромах.

– Да все. Сундуки, полки, оконные рамы…Из клена вытачивал резную посуду, ковши да ложки. Из березы и рябины мог даже гусли выделать. А какие мастерил игрушки! – вспоминала Рада родителя, доставая с полки туесок с медом.

– Игрушки…– Вольна вдруг помрачнела. – Знаешь, о чем я тут подумала…Эта вертлячка дергает Нега по пустякам, чтобы нарочно оторвать его от меня и наследника! – Вольна постоянно думала о Диве, которая стояла ей поперек горла, словно кость. Неопытная мать, волнуясь за маленькую дочку, часто звала не только лекарей, но и самого князя в свой терем, дабы удостовериться, что ребенку ничто не угрожает. – Верно я говорю?

– Ага, – поддакнула Рада, заметая сор.

– То жар, то озноб, то плач, то смех, то зуб у этой малявки, – серчала Вольна. – А он экий заботливый! Столько детей сиротами оставил, а сам мчится к этому визжащему свертку словно он нянька!

– То чужое, а то свое, – отозвалась Рада, самозабвенно выметая пыль и мух из-под лавок.

– Роды прошли почти при нем! Где это слыхано! Знала бы я заранее, ни за что бы туда не пустила! А я рожала среди чужих…– расстраивалась Вольна. – Но что бы ни выдумывала Дивеха-дуреха – это все лишь бесполезная суета. Ее писклявая девчонка ничего не значит. Преемником князя будет все равно наш сын! – Вольна постучала указательным пальцем по столу, словно желая убедить в своей речи помощницу. – Рада, а тебе не показалось, что в последнее время мы с князем реже бранимся?

– Совсем редко! – согласилась Рада, ставящая котел с водой на печь. Рада всегда соглашалась с Вольной. Хотя даже ей было очевидно, что из влюбленного мужчины Рёрик превратился в терпеливого, но усталого покровителя. Былая любовь, о которой раньше знавало все княжество, тускнела.

– Я очень зла на него. Посмотри, на что он меня здесь обрек! – вздохнула Вольна, сердито ковыряя ложкой мед в туеске. – И мне стоит немалых усилий выносить все это. Но я не должна давать этой криворукой обморочнице обойти меня. Потому что чуть только мы повздорим, она тут как тут! – дивилась Вольна. – Сразу призывает его к себе под личиной, что у ее мелкой голосилки опять что-то неладно. Откелича токмо прознает каждый раз! – не догадывалась Вольна.

Вдруг в избу постучали. Рада уже собиралась двинуться в сени и открыть дверь, но Вольна остановила ее.

– Я сама. Пойду-гляну, кто там. А то засиделась совсем, – накинув на плечи платок, Вольна пошла к дверям, на ходу разминая затекшую спину.

На улице злилась вьюга. В лицо Вольны дунул ледяной порыв, ослепив на миг. Она заслонилась ладонью от снежного смерча и вгляделась в белую пелену. На крыльце стоял паренек, сын работницы Пригоды, живущей неподалеку. Он держал в руках узелок. За пареньком в молочном облаке метели то исчезала, то появлялась фигура женщины. Одета она была бедно и холодно. Поверх короткой меховой душегрейки были накручены засаленные шерстяные платки. Все это одеяние заменяло шубу. Даже лицо пришелицы было замотано: торчал один лишь покрасневший от мороза нос.