Дмитрий Тацуро - Легенды Сэнгоку. Дракон Этиго

Замок Ёита, Этиго.

В отличии от мрачной Бивадзимы, во владениях Наоэ Кагэцуна царили веселье и танцы. Праздник тут наступил ещё до его начала. Первым делом местные жители были рады, наконец, увидеть своего хозяина и должным образом встретили его в его доме. Даже хеймины преподнесли ему свои запасы, выращенные на полях, сверх того, что они отдают в уплату налогов. Кагэцуну любили и уважали, а он никогда не давал повода в себе усомниться.

Отметив свой приезд, Наоэ взялся за дела домашние. Первым делом он приказал расчистить дворы замка и улицы прилегающей деревни от снега. Причём он сам взял деревянную лопату в руки и начал работать со всеми. Самураи, замковые слуги и крестьяне, от мала до велика, трудились как единый организм. Между ними не было неприязни и социальный статус здесь терял все границы. Все они пели, смеялись и веселились и лютый мороз им был не по чём. Даже жена Кагэцунэ, Оман, вышла поддержать работников, вместе со служанками, разнося им горячую похлёбку и чай. Местная детвора тоже помогала взрослым. Те, кто постарше взял в руки снегоуборочные инструменты, а совсем маленькие лепили комки и швыряли их как можно дальше.

Поистине, это была мирная идиллия, счастливых людей, беззаботно живущих под присмотром Наоэ Кагэцуны.

Сам хозяин Ёиты, не упускал случая подшутить, запустить в кого-нибудь снежный ком или ущипнуть проходящую мимо женщину за интересные места. За такие проделки он удостаивался от Оман немного подозрительным взглядом и частенько снежком в лицо. Впрочем, Наоэ только отшучивался, строил невинные рожицы и прикидывался верным и послушным мужем. Госпожа Наоэ не злилась на него, зная его игривый характер, но всё равно приглядывала, чтобы его шутки не зашли далеко.

Уборка снега, при таком настроении, шла довольно быстро, а чтобы ускорить темп, Кагэцуна начал напевать свои весёлые песни.

– Прекрасным днём осенним,

Иду я по столице.

Повсюду снуют лица,

Наряженных людей.

Гляжу, у лавки дева,

Стреляет в меня взглядом.

Изящно прикрывая,

Тэссэном алый рот.

Сманила меня дева,

В безлюдный угол тёмный

И страстно целовала,

Моё гладкое лицо.

И я, почуяв силы,

Рукою потянулся,

К подолу ниже оби,

Где тайные места.

Гляжу, а там косодэ,

Топорщится занятно.

И я, подумав сдуру,

Что меч там вдруг запрятан,

Схватил рукой железной

И сразу обомлел.

То был не меч

И…

– Господин Наоэ! – окликнула мужа Оман. – Вы ведь не со своими соратниками на пирушке, здесь ведь дети! Прекратите свои пошлые песенки!

– А что там было вместо меча? – задал тут же вопрос один из мальчишек.

– Может она прятала там куклу? – предположила одна из девочек, лет шести.

Кагэцуна прокручивал в мозгу варианты ответов, когда мальчик постарше закричал:

– Я знаю, что там было Кагэцуна-сама! Это был мужской…

– Помолчи негодник! – вовремя остановила его Оман и укоризненно посмотрела на улыбающегося во весь рот, мужа. – Вот видите! Не надо развращать детей в таком возрасте, вы должны быть примером для них, вы ведь хозяин Ёиты!

– Да понял, я понял! – отмахнулся Наоэ и вновь взялся за работу. – Про столицу петь не буду!

– Давайте про походы, Кагэцуна-сама! – попросил какой-то паренёк из крестьянских.

– Про поход, говоришь? – Наоэ призадумался, поскрёб пальцем висок. – Что-то, кажется есть.

– Ехала бугейша с боя

Повсюду горы да долины,

Устала и свернула к зелёному лужку.

Глядит, а рядом речка,

Серебрится тонкой лентой,

Решила искупаться

И смыть следы дорог.

Сняла ёрой цветастый,

Сложила меч и лук

И скинув все одежды,

Вошла изящно в воду,

Остановившись по колено

В струившейся воде.

А в это время, рядом

У берега за камнем,

Рыбак, вдруг притаился,

Таращился на деву,

Дрожа всем естеством.

И тут рыбак коварный,

Задумал непотребство,

Увидев, как бугейша

Нагнулась над водой.

И вот, пока та дева,

Длинные косы омывала

Рыбак напрыгнул сзади

И… Ата-ата-ата-та!..

Наоэ, увлёкшись песней, не заметил, как Оман подошла к нему со спины и схватила за ухо. Дети от души захохотали. Взрослые тоже надрывали животы, толи от того, как закончилась песня, толи от того, как их господин пытается освободится от коварного захвата жены.

– Я же вам говорила, прекратить эти распутные песенки, а вы снова за своё! – причитала Оман. – Что же вы за человек такой? Нельзя спеть о прекрасной любви или захватывающих приключениях?! Обязательно нужно впихивать в каждый текст, свои гениталии?!

– Но так ведь веселее! Ай! – кричал Кагэцуна. – Оман, отпусти! Больно! Ай!

– Вы ведь провинциальный самурай, а не столичный чинуша, так, что терпите! – она ещё больше скрутила ему ухо и пыталась добраться до второго. Наоэ даже упал на колени, сложил ладони и взмолился.

– Дорогая госпожа Наоэ! Пощадите! Я так больше не буду! Я сделаю всё, что скажете, только отпустите! Ай-яй!

– То-то же. – Оман резко убрала руку от уха мужа. – Ещё раз услышу твои «весёлые песенки» в присутствии детей, отхожу лопатой по одному «тайному» месту! Чего сидишь? Продолжай работать!

– Хорошо госпожа, слушаюсь. – Кагэцуна встал с колен, попятился спиной, отойдя чуть подальше от жены и громко, чтобы все услышали, произнёс. – Теперь я буду петь о прекрасной любви двух молодых вакасю 12 12 Вакасю – мальчик, не достигший совершеннолетия. Существовало понятие вакасюдо или «путь мальчика», зачастую подразумевающее гомосексуальные отношения. и о захватывающем приключении одного монаха, который воздерживался от любви двадцать лет и наконец, снял с себя этот обет.

– Вот же… – Оман выхватила у одного из мужчин лопату и бросилась на мужа. Тот, с испуганными глазами, кинулся на утёк. Толпа плакала от смеха, пока их господин убегал от жены по глубоким сугробам, а та безуспешно пыталась добраться до него, махая перед собой лопатой, сыпля упрёки в его адрес.

Так прошли дни уходящего года и вскоре настали долгожданные праздники. Наоэ собрал всех жителей замка в своём доме и гуляния прошли не менее насыщенно, чем коллективная уборка снега. После всех возлияний, трапез и воздаяний предкам и богам, Кагэцуна наконец-то остался с женой наедине.

Они сидели в обнимку, в тускло освещённой комнате. Рядом с очагом-ирори, дымились ароматные чарки с чаем. Оман положила свою голову на плечо мужу и о чём-то задумалась. Наоэ был счастлив и спокоен. Никакой суеты, ежедневно творившейся в Касугаяме, ни каких лишних лиц, – всяческих жалобщиков, ростовщиков, монахов и чиновников. Ни надо никуда бежать, решать какие-то дела, вопросы и выполнять приказы. Дома Кагэцуна полностью расслабился и будто совсем забыл, кто он есть на самом деле.