Катерина Коновалова - Изъян в сказке: бродяжка

Мэгг некультурно, но восторженно присвистнула: шкура у леопарды и правда была гигантских размеров, как три бараньих.

Лишних денег у них не было, так что мимо продавцов Мэгг шла, крепко сжав зубы и не давая себе канючить. Хотелось всего на свете: и шкуру леопарды, и бусы из наполненного солнцем золотого камня, и пёстрый вытканный платок, а ещё – сладких пирогов, которыми так нестерпимо пахло, и кислых мочёных слив.

– Станешь богатой леди – скупишь себе половину ярмарки, – тихо рассмеялся Рей, отлично видя, как бегает её взгляд с предмета на предмет.

– Обязательно, – серьёзно сказала она.

Между тем они достигли вторых ворот – в стене старой крепости, – и без труда прошли внутрь.

Ярмарка осталась позади, её как будто отрезало. В старом городе тоже было людно, но как-то иначе: никто не кричал, не сновал туда-сюда, и пешие, и конные двигались чинно. Бегали только мальчишки в ярких красных рубахах. Для себя Мэгг решила, что это какие-нибудь гонцы.

Рей крепко взял её за руку и повёл по мощёной булыжником улице мимо аккуратных домов в два или три этажа, каждый балкон которого был усажен цветами.

Вывеску «Жёлтый плащ» Мэгг увидела издалека и совсем не удивилась, когда Рей свернул туда. Это была большая и очень чистая корчма, не переполненная, но и не пустующая. Молоденькие разносчицы в белых передниках сновали между столами.

– Садись, – Рей отпустил её руку, и Мэгг быстро заняла место у окна. Интересно, что, похоже, корчма помещалась как бы в полуподвале – из окна была видна не вся улица, а только её часть, точнее – ноги повыше колена и конские копыта. Целиком людей можно было рассмотреть только на другой стороне улицы. Здесь гуляла знать. В основном, конечно, верхом или в носилках, которые правильно было именовать паланкинами, но иногда и пешком. Важные леди в дорогих платьях и отделанных мехами плащах семенили по широкой улице, опираясь на руки высоких широкоплечих лордов с подкрученными усами и гордо вскинутыми головами.

Представилось на минуту, что она рано или поздно станет одной из них. Будет, как, например, та леди в зелёном, свысока поглядывать на пыльную дорогу и морщить нос, завидев кучку конского навоза.

Мэгг хихикнула – как раз в тот момент, когда подошёл Рей вместе с разносчицей. Румяная девушка опустила на стол две кружки: одну, с пенистым пивом, Рею, другую, с квасом, Мэгг.

– Посмотри на них, – девушка отпила немного и кивнула в сторону улицы, – ты хочешь, чтобы я стала такой же?

Рей тоже перевёл взгляд за окно и едва улыбнулся, отчего его лицо как бы осветилось изнутри и стало особенно приятным:

– Я обещал тебе, что ты станешь леди, малышка. И вот увидишь…

Разносчица поставила между ними блюдо с жирным жареным востриком в меду и с яблоками, и Рей не договорил и кивнул:

– Налетай!

«Налетать», правда, всё-таки приходилось как подобает леди, то есть отламывая кусочки вилкой и не помогая себе руками, но к этому Мэгг уже привыкла. Рей смотрел одобрительно, сам обходясь одним ножом, но умудрившись ни единой капли соуса не уронить на стол.

Когда от вострика остались только кости да немного шкуры с недопалёнными перьями, Рей сыто и довольно откинулся к стене, положил руку на подоконник и подмигнул Мэгг. Она фыркнула: точно знала, что означает это подмигивание и эта сытая улыбка.

И правда, Рей поднялся и пошёл к стойке, наклонился, что-то шепнул хозяину – и вот уже снимает со спины любимую цитру. Прислонился к одной из деревянных подпорок почти в центре зала, взял на пробу несколько нот и тут же, без предупреждений и объявлений, заиграл простой мотив знаменитой песенки.

Мэгг прикрыла глаза, подтянула к себе кружку с водой и замерла, вслушиваясь в его удивительный голос. Сейчас, когда расставание становилось всё ближе и всё неотвратимей, ей стало страшно потерять своего поэта. Если бы можно было кинуться ему на шею и выкрикнуть: «Рей, я тебя люблю! Тебя, а не какого-то там лорда!», – она бы сделала это сразу же. Но Рей только рассердится, не было никаких сомнений.

«Может быть, – подумала Мэгг лениво, – у меня не получится стать леди, и я вернусь к нему». Тогда Рей перестанет твердить, что должен дать ей деньги и титул, которых она лишилась, и они станут жить действительно счастливо.

Пока же Рей пел, но его песня совсем не подходила грустному настроению Мэгг. Он пел о юной девушке, полюбившей прекрасного юношу, который оказался – вот незадача! – подлецом и прохвостом. То он мурлыкал высоко и тонко, сетуя на горести и тяготы судьбы и повествуя о любви к красавцу, то басил, рассказывая о злодейских планах похитить у девицы честь и рубиновый перстень в придачу.

Посетители начали озираться, а найдя взглядом певца, принимались хлопать ему в такт, и к последнему куплету Мэгги со своего места уже не слышала переливов лютни, только шумные стройные хлопки.

– Браво! Браво!

– Ещё! Пой, музыкант!

– Эй, налейте ему!

И Рей, рассмеявшись и глотнув пива, запел снова.

Через час его всё ещё не желали отпускать, но он всё-таки прервался, получил от хозяина кивок, подтверждающий, что стоимость обеда он отработал сполна, и вернулся к Мэгг. Она вздрогнула, когда он сел напротив: заслушалась и задумалась.

– Я заказал нам комнату, сегодня отдохнём, а завтра утром привезу тебе платья. Через неделю праздник конца года, королевский дворец будет принимать множество гостей, попасть в их число – пара пустяков. А там – ты не упустишь своего шанса, – Рей протянул руку и сжал пальцы Мэгг.

После еды и песен Мэгг разморило, и она только согласилась. Вставать не хотелось, у подоконника было удобно, а солнце, ещё летнее и тёплое, приятно грело плечо и спину. Рей, кажется, догадался, что она хочет ещё немного посидеть, потому что отпустил её пальцы и взял кружку с оставшимся на дне пивом.

Мэгг перевела взгляд в сторону – и успела увидеть, как в зал заходят трое мужчин. Они, как и те, которые гуляли с важными леди, были в шёлке, штаны у них были короткие, с завязками, а к ним – чулки и туфли с пряжками. Они прошли за стол в центре, разносчица подбежала к ним в тот же миг.

– Вина, и получше! – велел один громко. – У нас сегодня траур. Мы свободу хороним!

– Поаккуратней! – воскликнул второй, и все трое рассмеялись какой-то своей шутке.

И тут же Мэгг узнала их: первого, чью свободу, видно, хоронили, Мэгг раньше не видела, зато второй был рыжий лорд Лин, он отпустил короткую бородку клинышком и пышные усы, а третий – самый молчаливый и спокойный, – оказался лордом Эскотом. За три года он не изменился ничуть, если только её память верно сохранила его черты. Она снова, как три года назад, внимательно вгляделась в лицо Эскота, потом посмотрела на Рея и подумала, что музыкант всё-таки красивее: его лицо было куда более живым.