Эмис Блаулихт - Гвенделл, лучший ученик

– Н-ну и что? – спросил он. Говорить стало тяжеловато, связки будто склеились. – Он же просто с нами гуляет. Я ничего не беру у него.

Тут Лереси ссыпала в миску булочки, отложила поднос и тоже оперлась на стол рядом с папой. Вдвоем они смотрели на Берта с недоверием и укором. Его схватил приступ злости, и он возмутился:

– Что? Правда! Не смотрите на меня так!

Он вдруг подумал, что Чума бы не позволил так на себя смотреть. Чума бы всем им накостылял! И Бьюли точно его за это любит.

– Мне нравится гулять с Фуфелом! – продолжал горячиться Берт. – Мне что, теперь ни с кем гулять нельзя?

– В городе много других хороших ребят, – сказал папа. Его голос похолодел. – Хотя бы тот же Лирен. Он приличный мальчик, почти твой ровесник, вот и дружи с ним.

– Я и так с ним дружу! Вообще дружу, с кем хочу!

– Таких друзей потом из канав вылавливают, – повысила голос Лер. – Попомни мое слово, этого Фуфела-идиотину сегодня-завтра у канализации лицом вниз найдут. Тебе оно надо, скажи мне? – она повернулась к папе и повторила: – Вот надо ему? Тебе надо? Мне не надо! У меня своих двое, а мне за твоим еще смотреть?!

– Успокойся, Лер, пожалуйста, – измученно вздохнул папа.

– Вот и не надо! – взвился Берт. – Почему ты вообще пришла?!

– Потому что! – Лереси зыркнула на него своими злющими бордовыми глазами. – Время появилось! Потому что ты шляешься не пойми где, а оболтус твой ни сном, ни духом! Работа да работа! А за тобой кто смотреть будет?! В мире и так черти что, так хоть тебя хочется уберечь!

Папа вздохнул, отошел к печи и поворошил кочергой поленья, раскидывая их друг от друга, чтобы поскорее затухли.

– Не надо за мной смотреть! – выкрикнул Берт и спрыгнул со стула. – И так все время запрещаешь!

– Вот и не буду! Делай, что хочешь!

– Берт, сядь, прошу тебя, – с мольбой обернулся отец. – Лер!

– Что?! – вспыхнула она. – Не хочет – не надо! У меня будто дел нет больше! Да вот еще!

Гилберт выбежал из-за стола и замер у стены, с ненавистью глядя на Лереси.

– Пожалуйста, не кричите, – попросил папа, обводя обоих взглядом, и повернулся к Берту: – Я не запрещаю тебе гулять, просто прошу, чтобы ты был аккуратнее с друзьями. Этот Фуфел тебя до добра не доведет.

“Са-а-а-а-ахар!”

Берт сжал челюсти, ощутив подкатывающий к горлу комок. Глаза защипало.

– Мне с ним нравится, – пролепетал он. Лереси всплеснула руками и стала убирать пустую кадушку из-под теста.

– Я понимаю, – папа подошел к нему и сел на корточки, обдав запахом хмеля.

Его большое бородатое лицо с пронзительными черными глазами оказалось напротив, и Берт вспомнил громадную голову Фишки. Отец взял его за плечи и погладил большими пальцами.

– Но он занимается плохими вещами, – объяснил он. – Я не хочу, чтобы из-за него с тобой что-то случилось, понимаешь?

Губы Берта задрожали и стянулись в жалобный клювик. Он опустил глаза, ощутив, как в уголках собралась горячая влага.

– Пап…

– Что?

– Можно мне…

Он осекся. Если попросить встретиться с Фуфелом еще разок, то папа точно что-то заподозрит. Берт сжал губы и прерывисто вздохнул. По щеке поползла жгучая слеза, и папа осторожно стер ее большим пальцем.

– Что, Кнопочка?

– У меня горло что-то болит. И дышать тяжело.

– Простудился? – папа аккуратно приложил здоровущую шершавую ладонь к его пылающему лбу. – Ну да, вот тебе и мытье в холодной воде.

– Сейчас зелье найду, – буркнула Лереси и пошла в гостиную. Там она открыла сервант и стала бряцать бутылочками. – Иди его в постель уложи пока. Вот бесенок, даже не поел толком! И так кожа да кости, ветром сдувает поди!

– Лер, пожалуйста, – шикнул на нее папа и посмотрел на Берта. – Пойдем. Когда полегчает, спустишься и как следует позавтракаешь, хорошо?

Гилберт смотрел над его плечом и пытался удержать слезы. В душе растеклась горькая обида. Мир вдруг стал таким несправедливым. И Чума с Бьюли остался, и с мошкарой гулять запретили, и с Фуфелом говорить, и заболел, и Лереси накричала…

Солнце потускнело, и запах булочек поблек. Берт закрыл глаза и беспомощно уткнулся в папино плечо, снова вхлипнув.

– Я ничего не хочу…

– Бывает, – отец обнял его, пару раз качнул и погладил по спине. – Все будет хорошо. Я обещаю. Теперь ты пообещай.

– Угу…

– Молодец, Кнопка.

Через пару минут он лежал в своей постели, укрывшись почти с головой. Лереси дала ему лечебное зелье, сказала, чтоб не обижался на нее, и тихонько закрыла дверь. Берт стал смотреть в окно.

Лучи проникали в комнату через крону вяза, и на одеяло ложились пятнистые тени. А потом на подоконник вспорхнул воробей. Гилберт вспомнил птицу счастья с Саммерсета и уснул.

***

– Фи-и-и-иу!

Берт открыл глаза и оторвался от подушки. Солнце светило еще ярче и горячее. В комнате стояла духота. Берт подумал, что ему приснилось, но тут снова:

– Фи-и-и-иу!

Свистели снаружи. Окно выходило на задний двор. И тут Гилберт понял.

Он вскочил с постели и кинулся открывать створки. В комнату влетела волна свежего, хоть и знойного воздуха. Берт пощурился от солнца и посмотрел вниз. Сердце радостно взвилось под самое горло.

Во дворе стоял Фуфел, засунув руки в карманы и улыбчиво жуя. Он смотрел на Берта, точно так же прищурив один глаз, хотя свет на него не падал.

– Я принес, – сообщил он и улыбнулся шире.

– Ага! А ты сможешь докинуть?

– Не вопрос. Но сперва кидай деньги.

Проклятье, деньги! Напрочь из головы вылетело. Но ничего, в комоде, кажется, должен быть кошелек, который на днях стибрил у пьяницы.

– Давай вместе? – предложил Берт.

– Что, не доверяешь? – усмехнулся Аксель.

– Ну…

– Да я угараю. Конечно, вместе, дурик. “Одновременно” это называется.

– Сам ты дурик, понял?!

Фуфел рассмеялся и покачал головой.

– Ну вот, растешь наконец-то. Понял я, понял. Давай уже.

Берт кивнул, подбежал к комоду и выдвинул верхний ящик. Там валялись всякие ножи, кинжалы и заточки, которые забывали гости в тавернах. Нивенир говорил, что их можно будет продавать. Хорошо, что никто не лазит в этот комод, а то бы завоняли.

Во втором ящике лежала одежда. В третьем – любимые книги. Про Лорхана и Барензию, а еще “Поучения благой Альмалексии”. В нижнем – всякая всячина вроде дешевых украшений и старых потускневших монет. Все это Берт тоже выуживал из карманов пьяниц и думал продать. Туда же он закинул и кошелек.

Он пересчитал деньги и оставил десять монет, сложив лишние в ящик. Затем ринулся к окну, будто боясь, что Фуфел ему привиделся и исчез. Но тот стоял, как стоял – с руками в карманах и жевал.

– Вот! – Гилберт помахал кошельком в воздухе.

– Слушай, я тут подумал… Давай-ка ты лучше спустишься. Вдруг ты мне кошелек с камнями кинешь?