Эмис Блаулихт - Гвенделл, лучший ученик

Когда начало темнеть, Лирен засобирался домой, сказав, что его там и правда ждут. Как только он ушел, Берт тихо спросил у Бьюли:

– А почему ты любишь Чуму?

– Он хороший, – так же тихо ответила она, водя пальцем по оконному стеклу.

Берт молча разглядывал ее лицо сбоку. У нее такие же серые глаза, вдруг подумал он, как были у мамы. Папа говорил, у нее серые глаза и темно-русые волосы, как у Берта.

– Не знаю, – добавила она еще тише. – Просто не знаю. Так получается.

– Он не хороший. Он же тебя обижает.

– Нет, все в порядке.

Гилберт отвел глаза в окно. Может, она за это и любит? За то, что обижает? За то, что вот так кусает ей губы и шлепает по щеке? За то, что говорит, как «устроит интересное”? За то, что делает “интересное”?

По телу пробежали жгучие мурашки. Из-за сидра в голове пустовало.

– Бьюли?

Она повернулась.

– Что?

Сам себя не помня, Берт резко наклонился и прижался к ее губам.

Горячим и мягким. Как те булочки, которые печет Лереси.

Он ощущал носом ее гладкую кожу. Сладкий запах духов. Ее рот еще хранил вкус грушевого сидра. Берт потерялся во всем этом и не хотел освобождаться, но Бьюли отодвинулась первая.

– Ты чего? – ласково улыбнулась она и погладила его по щеке.

– Не знаю…

Ему захотелось рухнуть под землю. Ноги окаменели. Он неподвижно смотрел ей в лицо и не представлял, как теперь быть.

– Ничего, – сказала Бьюли и положила его голову себе на плечо. Глаза Берта невольно опустились ей на грудь. – Не бойся, ты растешь.

– Я хочу еще, – Гилберт не верил собственным ушам и голосу. – Можно еще?

Бьюли вздохнула. Ее грудь высоко взмыла и опустилась.

– Ладно, только не так быстро, хорошо? Поаккуратней, я тебе помогу.

– Ага.

Он поднял голову с плеча, бережно приблизился к ее лицу и коснулся губ. Бьюли взяла его руки и положила себе на щеки. Она стала медленно двигать губами, будто обнимая ими. Было очень, очень приятно делать так же, чувствуя ее горячее дыхание, пахнущее сидром.

Тук-тук-тук!

Оба вздрогнули, словно по телу пустили электрический ток, и посмотрели в окно.

С улицы на них смотрели Фуфел и Чума. Тот стучал по стеклу и улыбался.

***

– Боги, – Бьюли смотрела на них, широко распахнув глаза. Берт слышал, как ее сердце бешено колотится в груди.

Сам он вдруг ощутил, как внутренности обледенели и рухнули куда-то вниз. В горле что-то дрожало.

Чума переводил с одного на другую пугающе довольный взгляд, а Фуфел за его спиной посмеивался в ладонь.

– Боги, Боги, – застонала Бьюли, когда Чума пальцем поманил их на улицу, не переставая улыбаться. – Боги… Боги…

Она суетливо поднялась и пошла наружу. Едва ноги переставляла. Чума проводил ее взглядом, а потом вернул глаза на Берта и снова поманил.

Но тот примерз к полу. Колени дрожали. В пустой разгоряченной голове встала простая, спокойная мысль: “он меня убьет”.

Все сейчас закончится. Он просто меня убьет.

Берт увидел, как Бьюли появилась за окном и бросилась к Чуме, в мольбе вытянув руки. Но едва она приблизилась, он размахнулся и ударил ее по лицу. Даже изнутри Берт услышал звонкий, мясистый шлепок. Бьюли отшатнулась и чуть не грохнулась навзничь, но Фуфел успел ее подхватить. На щеке у нее вспыхнуло красное пятно, и из горла сразу потянулся жалобный вой.

Берт глухо вскрикнул и побежал на улицу.

– Не бей!

Но Чума уже схватил ее за плечо, точно соломенное чучело, и снова замахнулся. Фуфел перехватил его руку и пытался опустить.

– Легче, легче! Хорош, Чам!

– Чамбер, – всхлипывала Бьюли, держась за щеку.

Чума отпихнул Фуфела ногой, перехватил Бьюли за волосы и врезал ладонью снова, расплющив ей нижнюю губу о зубы. По подбородку Бьюли заструилась кровь. Она зарыдала, зажав рот ладонью, а другой рукой беспомощно схватилась за грудки его рубашки.

– Не надо! – закричал Берт, кинувшись оттягивать его за рукав и закрывать собой Бьюли. Живот стискивал спазм.

Прохожие с опаской оборачивались и ускоряли шаг. Для них это была очередная семейная разборка, в которую если полезешь, получишь пару ласковых.

– Боги, стражу бы что ли позвали, – говорили они друг другу. Но никто не звал, думая, что позовут другие.

– Я тебе устрою “не надо”! – Чума швырнул Бьюли на мостовую и вцепился в воротник Гилберта. Он повалил его на брусчатку и пригвоздил, больно вдавив в камни затылком.

Фуфел бросился утешать рыдающую Бьюли и поднимать ее на ноги.

– Оставь ты его! – кинул он Чуме. – Он же мелкий!

– Вот пусть вырастает! – с его губ не сходила спокойная, сосредоточенная улыбка, когда он приподнял Берта и грохнул о мостовую. Лопатки и затылок прострелила боль. Берт вскрикнул.

– Не вей ефо, – Бьюли едва шевелила разбитыми губами. Всю нижнюю часть лица ей заливала кровь. – Мы пофто бавовавифь!

– Баловались они, е*ать! – усмехался Чума, молотя Гилберта о брусчатку. Тот вскрикивал при каждом ударе. В голове уже звенело, перед глазами мелькали красные точки. Чума схватил его за горло и низко наклонился к лицу, пахнув кислой вонью изо рта. Берт смотрел на него слезящимися глазами и мелко-мелко дышал. – Я же не из ревности, понимаешь? Я же не дурак ее к тебе ревновать. Просто раз она к тебе прилипла, то с другими пойдет – только отвернись. Так что ничего личного, девкан.

Он выпрямился и взмазал по щеке крепкой ладонью. Голова Берта мотнулась набок, в глазах вспыхнули ослепительные белые шутихи.

– Ты че?! – Фуфел подскочил к Чуме со спины, схватил под руки и рывком оттащил. Кинул его на брусчатку и взял Гилберта за плечи: – Ты живой хоть, мелкий?

Берт всхлипывал и еле держал глаза открытыми. Голова вдруг стала такой тяжелой, словно ее залили свинцом. На щеке пылал красный след ладони.

Фуфел сгреб его в охапку, прижал к себе и оглянулся на Чуму. Тот пошел к стенающей Бьюли. Она попятилась, сидя на мостовой, и заблеяла:

– Фамвер, повавуфта…

– О, ты меня еще бу-у-у-удешь умолять, – с колючей лаской улыбался он, подходя ближе.

– Угомонись, Чам! – окликнул Фуфел.

– Я тебе еще устрою, – Чума схватил Бьюли за волосы и грубо поднял на ноги. Она взвизгнула и прижалась к нему.

– Б-ли, – лепетал Гилберт, обессиленно пытаясь выбраться из рук Акселя.

– Куда? – оттаскивал его Фуфел. – Еще хочешь?

Чума так и поволок Бьюли по улице, держа ее за волосы на макушке. Остальные свесились и закрывали ей лицо. Она еле успевала переставлять ноги и всхлипывала, все бормоча:

– Фамвер, повавуфта… Фамвер…

Народ боязливо расступался перед ними, шепчась, что неплохо бы позвать стражу.

Никто не звал.

Гилберт смотрел им вслед, прерывисто дыша в плечо Фуфела. Голова трещала от боли, будто готовая лопнуть, как спелая тыква, брошенная из окна. Глаза заплыли от слез.