Эмис Блаулихт - Гвенделл, лучший ученик

Они хохотали, пока Берт и Лирен недоуменно переводили между ними взгляды. Фишка, похоже, тоже оценила запах дохлятины, подошла к люку и просунула в погреб любопытную морду.

– Не надо, подруга! – Чума отодвинул ее, все еще смеясь.

Интересно, подумал Берт, Бьюли таскается за ним еще и потому, что он шутит про такие гадости? И ей смешно?

Он снова подошел к погребу мимо гогочущей мошкары и заглянул внутрь.

Ну, да, мумия страшная. Облезлая, коричневая, с выступами костей. Челюсть покосилась и валяется на земле. Но она и правда похожа на какую-нибудь вяленую рыбу. Только большую и более вонючую.

Он попытался улыбнуться от этой мысли, но улыбка налезла сама, вторя смеху мальчишек. Нивенир хохотал заразнее всех, – будто конь издыхал, – и Гилберт невольно захихикал.

– А кто это, если не Валус? – Лирен оставался серьезным и смотрел на всех с укором. Наверное, от отца научился.

– Поди разбери! – ответил Чума и вытянул руку с факелом подальше, чтобы лучше осветить труп. – Там особо и не поймешь. Но похоже на мадаму. У нее юбка была, видите, длинная тряпка на ногах? И тонковата для мужика.

– А у Валуса разве была жена? – спросил Фуфел.

Все разом на него посмотрели и умолкли. Через тишину вдалеке вдруг различилось тяжелое бряцание сапог по брусчатке. Чума быстро засыпал факел землей и закрыл люк. Мошкара затаилась, присев у стены.

Шаги приближались к их кварталу.

– Будем говорить? – шепнул Берт.

– По кой хер? – Нивенир тяжело дышал, прижимаясь к его плечу.

– Ну, – кивнул Чума. – Зачем палить? Может, это и не жена, а просто шлюху какую-то давно пришил, в погреб сунул и забыл. Он колдырил знатно, так что мог. Старый к тому же.

– Это же убийство, – возмутился Лирен. – О таком и надо страже говорить!

– Да забей. Кому не плевать?

Лирен с Гилбертом снова переглянулись. Шаги патрульного звучали уже напротив дома. Свет его факела залил улицу светом. Мошкара затихла. Даже Фишка сообразила послушно лечь на траву.

Шаги замерли. У Берта кровь застучала в висках.

Мучительная тишина длилась, кажется, целую вечность. Но потом ее разрезал знакомый голос.

– Выходите-ка вы, ребята.

Сердце сжалось в комок. Гилберт вспомнил, что у отца сегодня смена.

– Сука, – выдохнул он. – Это папа.

– Приплыли, бл*дь, – подытожил Чума и шепнул: – Уползайте, малые, а мы отмазать попробуем.

Мошкара поднялась, и у каждого на лице была написана безысходность, усталая и небрежная. Лирен с Бертом тихонько пошли за соседнюю стену.

Парни вышли из-за дома в круг света от факела и скрылись за углом. Гилберт услышал папин голос:

– Чем занимаетесь?

– Просто сидим кудахчем, – ответил Чума без нотки волнения.

– Почему от вас пахнет мертвечиной?

– Да мы с псиной обжимались, а она походу в дохлятине извалялась, – сказал Нивенир и окликнул: – Фишка! На-на-на!

Берт услышал, как она всполошилась и побежала к ним.

– Вот как, – недоверчиво проговорил папа.

Потом все утихло, только Фишка довольно поскуливала. Берт и Лирен стояли за углом и выглядывали на улицу с другой стороны. Был виден только край отцовской клейморы, которую он вешал на спину.

Вдруг она исчезла, когда папа двинулся на задний двор мимо мошкары.

– Что такое? – заволновался Гаффер.

Но папа не ответил. Их шаги переместились за дом. Тогда Гилберт с Лиреном выскользнули на дорогу и юркнули за соседний дом, а оттуда побежали в сторону Часовни. Вслед доносились голоса мошкары:

– Да это не мы ломали! Зачем оно нам надо?

– Так уже было, когда мы пришли!

Они вскочили на крыльцо дома Лирена и пригнулись за оградой, притулившись друг к другу и наблюдая за улицей. Дом Одила был далеко, так что свет факела казался маленькой точкой среди темноты.

– Больше никогда не пойду шарить, – шепнул Лирен, тяжело дыша. – Я этих дохляков и так в крипте Часовни навидался.

– Это же первый раз так, – ответил Гилберт.

– Все равно не пойду, хватит. Я уснуть не смогу.

Берт сразу вспомнил, что вчера тоже долго не засыпал из-за мыслей о Бьюли. Ее дом был совсем рядом, через два других.

Щеки залила краска. Сердце, почти утихшее после бега, снова затрепыхалось. В Гилберте вдруг поднялась волна смелости, и он подумал, как будет здорово, если он придет к ней посреди ночи и…

Что-то обязательно сделает. Берт не представлял, что, но очень хотел.

Вдруг они с Лиреном увидели, как мошкара вышла из-за дома, а отец – за ними. Они побрели вверх по улице в сторону трактира. Парни шли, беспокойно оглядываясь на папу, только Чума казался невозмутимым.

– Куда они? – спросил Гилберт.

– Может, в замок? – голос Лирена дрогнул. – Вдруг он труп нашел? И их будут допрашивать?

– Зачем их, если не мы виноваты? Это же Валус…

– Им надо всякие бумажки писать. Потом и до Валуса дойдут. Но, может, их и не в замок ведут, а домой прогоняют?

– Дома только у Чумы и Гафа есть, – напомнил Берт. – А Фуфел и Нивенир в таверне живут.

– Да, просто так говорят.

Они проводили мошкару и отца взглядами. Выпрямились, когда свет его факела исчез за Часовней. Улицу снова заполнила тишина.

– Страшно как-то, – шепнул Лирен.

– Почему?

– А вдруг их в тюрьму посадят, за то, что доски ломали?

Тут и Гилберту стало страшно. Ведь если Фуфела и правда кинут за решетку, то не видать ему сахара, как своих ушей. Ни завтра, ни послезавтра, никогда.

Но ведь тогда посадят и Чуму, а значит, Бьюли не с кем будет ходить. А значит…

Берт впервые ощутил и радость, и ужас одновременно. Он посмотрел на дом Бьюли, примостившийся через два чужих крыльца, и уже приготовился рвануть к нему, как вдруг Лирен сказал:

– От нас ведь тоже мертвечиной пахнет! – он приставил локоть к носу, вдохнул с рукава и помотал головой: – Надеюсь, смогу пробраться в уборную мимо мамы.

Берт тоже понюхал воротник куртки, задрав его пальцами к лицу, и глаза у него округлились. Ведь папина смена заканчивается ночью! Таскотня с мошкарой по замку (если они и правда пошли в замок) его, может, и задержит, но вряд ли надолго. А чтобы нагреть достаточно воды для ванной, нужна целая уйма времени.

– Вот сука! – он быстро хлопнул Лирена по плечу и спрыгнул с крыльца. – У меня он тоже скоро придет! Давай, пока.

– Пока!

Лирен стал судорожно возить ключом в замке, а Гилберт побежал за Часовню, чтобы срезать путь до дома в обход. За спиной он слышал сначала скрежет замочной скважины, а потом скрип створок. Оглянулся и увидел, как Лирена проглотила темнота коридора и захлопнулась дверь.

Он побежал быстрее, пересекая заросший пустырь за Часовней. В траве трещали сверчки. Берт продирался сквозь пырей и лебеду, тускло бледнеющую в темноте. Надеялся, что запах травы собьет дохляцкий душок. Жесткие стебли хлестали его по ногам и рукам, в лицо то и дело влетали ночные мушки.