Эмис Блаулихт - Гвенделл, лучший ученик

Берт всхлипнул и нерешительно поднял глаза на папу. Голова еще болела.

– Что обещать?

– Что мы с тобой выстоим. И все у нас будет хорошо.

На глазах у Гилберта дрожала влага. Он всхлипнул, вытерев нос рукавом. Это был первый долгий разговор с папой, если раньше они вообще разговаривали. Его бархатистый бас еще казался немного чужим, но теперь Берт постепенно к нему привыкал.

Он отдышался и посмотрел на папу.

– Обещаю.

– Молодец, Кнопка, – улыбнулся папа.

Берт никогда еще не видел его улыбку.

Как девка

Работу папа нашел. Его взяли в патруль, ведь он был почти на голову выше большинства стражников, крупнее раза в полтора и хорошо обращался с клейморой. Платили больше, чем замковому разнорабочему, но жалованье часто задерживали. К тому он стал работать целыми сутками, и приходил уже хорошо за полночь, если не приходилось оставаться ждать смену. Утешало только то, что платили по-людски.

Ему казалось, что их с Бертом жизнь мало-помалу выглаживалась. Да, он стал видеть Берта еще реже, но зато стали водиться деньги. Отец даже стал прикидывать, какому учителю можно будет его отдать, когда немного подрастет. В местной Гильдии Бойцов таких полно, потому что после Кризиса контрактов у них стало меньше, а деньги нужны. Только свистни и помахай кошельком – прибегут, как миленькие.

Но у Гилберта было на уме совсем другое. Первое время, когда отец уходил на службу, он слонялся по дому под присмотром Лереси. Она учила его вести быт, чтобы “не вырос трутнем”. Еще читать и писать. Она приносила из дома разные книги (в основном морровиндские, но тоже интересные) и читала вслух вместе с ним.

Особенно ему нравились “Лунный Лорхан” (а сама история про его Сердце, из которого выросла Красная гора, и как из капли его крови появился Амулет Королей, казалась ему просто невообразимой) и “Поучения благой Альмалексии”. Больше всего Берта смешила глава “Подозрительный лекарь”. Он перечитывал ее снова и снова. Как-то раз спросил у Лереси:

– Это получается, что если ты говоришь, какой ты умный, то ты глупый?

– Да, полная идиотина, – кивала Лер.

– Я еще не слышал, чтобы кто-то говорил, что он умный.

– Значит, вокруг меньше дураков, чем кажется.

Позже Лереси принесла три тома “Биографии Барензии” и сказала, что эта данмерка когда-то была королевой Вэйреста, где выросла его мама.

– А мама видела Барензию? – поинтересовался Гилберт.

– Это вряд ли. Твоей маме тогда было лет пять, да и к тому же жили они по-разному.

– Как это?

– Барензия – королева. К ней ходили всякие важные люди, а Керис, то есть, мать твоя, была обычной девочкой. Хотя егоза та еще.

– А кто такая егоза?

– Хулиганка.

– Мама хулиганила?

– Да, но ты так не делай.

Словом, истории про Барензию Гилберт полюбил за то, что они занятные и что они случались с женщиной, которая когда-то правила королевством, в котором жила мама. Он пытался выведать у Лер, как именно мама хулиганила, но та отнекивалась и говорила, чтоб не приставал.

До шести лет Лереси почти не выпускала его гулять, а потом, когда отец сказал, что в четырех стенах с книгами у него мозги заплесневеют, все же отступила.

Коррол казался Берту просто громадным. Высоченные стены, куча широкущих улиц и подворотен, огромные серые дома, туча народу. Раньше он не выходил дальше своего района с Великим дубом и редко видел сверстников. Видимо, родители не выпускали, опасаясь мародеров, поэтому остались только беспризорники. Да и те старались не высовываться. Теперь же, когда народ немного оклемался, ребят стало побольше. И уж с ними было куда веселее, чем дома.

Гилберт сразу влился в компашку, которую в городе называли мошкарой, потому что они постоянно ошивались возле таверны “Дуб и патерица” или дряхлой гостиницы “Серая кобыла”. В общем, там, где можно было поживиться съестным и подлакать в недопитых стаканах, которые оставляли гости. К тому же там часто играли музыканты и творились всякие пьяные потасовки. Берт узнавал много новых слов и подслушивал разные истории у пьянчуг. Мало что было понятно, но рассказывали очень смешно. Особенно когда он слушал вместе с друзьями.

От них же Берт учился кое-что подрезать у выпивох. Кто-то зазевается или отключится – тогда вытягиваешь у них из кармана монетку или снимаешь с пояса целый кошелек. За это, правда, и по шее надавать могут, если поймают, а там и страже сдать. Но Берт не забывал хвастаться перед мошкарой тем, что у него отец служит в карауле. Может и прикрыть.

К тому же Лереси перестала задерживаться у них дома, потому что у самой начались какие-то склоки с мужем. Так что было некому нудеть и запрещать долго гулять.

Гилберт бы чувствовал себя распрекрасно, если бы не то, как его называли.

– Девкан! Лови!

Берт отвел глаза от девчонки-виночерпия, ходящей по залу (ему очень нравилось, когда она наклонялась и из-под фартука выглядывала ложбинка ее груди) и едва успел поймать маленький холщовый мешочек. Такой легкий, что сперва показался пустым.

Они с мошкарой сидели в “Дубе и патерице” в углу зала. Кроме него было еще четверо мальчишек, но Берт знал только троих. За окном сгущались сумерки, а в таверне – тепло и светло. Пахло горящими поленьями и свежим хлебом.

Мешочек кинул Гаффер, его старший приятель. Кинул и уставился на Берта с глупой ухмылкой.

– Прекрати меня так называть, придурок! – крикнул Гилберт и швырнул мешочек обратно. Гаф поймал и кинул снова.

– Да ты посмотри, что там!

– Сперва извинись!

– За что? – засмеялся Нивенир, другой товарищ, тоже постарше. – На правду не обижаются, ты в курсе? Выглядишь, как девка, вот и терпи.

– Ты вообще заткнись! – огрызнулся на него Берт, схватил со стола пустую кружку и замахнулся: – А то зубы устанешь собирать, понял?!

Но Нивенир вместо того, чтобы в испуге юркнуть под стол и задрожать, рассмеялся. Он упал на плечо Лирена, единственного друга из компании, кто не дразнился.

Лирен, данмер, был всего на два года старше Берта, но казался умнее и взрослее всех. Потому что в основном молчал и слушал. Да и одевался так же – во всякие строгие робы. Берт думал, это от того, что его отец служит в храме Стендарра, а все они там обычно покладистые. Глаза у Лирена хоть раскосые и бордовые, но все равно щенячьи. И его почему-то никто этим не колол.

– Посмотри, я там не ссыкнул? – задыхаясь от смеха, простонал Нивенир. – Кажется, брызнул маленько! Очень страшно, Берт, очень!

Гилберт грохнул кружку на стол и вытянул руку с непонятным мешочком к Гафферу.

– Чего ты мне всунул, идиотина?

Он и не заметил, как перенял у Лереси ее словечки. Она бы, конечно, шикнула на него и сказала, что за такое по губам дают, но ее тут нет. Поэтому Гаффер идиотина, и Берт не будет об этом молчать.