Иван Торубаров - Властитель груш

– Нет, я здесь, – подала Эрна голос сбоку. – Ты б ещё с Мюнцером нашего принца спутал!

От улыбки её лицо становилось почти приятным, но уж точно не женственным. Короткий приплюснутый нос, подбородок широкий и сильный, разве что только без щетины, высокий лоб словно делит надвое уродливый косой рубец – явно не от пьяной драки след. Если смотреть издали, и не скажешь, мол, «экая баба страшная» – обычный душегуб в чулках, потёртом бычьем колете и при мече, даже голос невысокий и резкий. У башмачников и медников, к которым она приходит за долгами, похабные мысли вряд ли случаются.

Франт двумя пальцами заправил длинную светлую прядь за ухо и бросил в женщину сухарь.

– Зря ты ёрничаешь, – добавила она, смеясь. – Мюнцер получил по морде, бухтеть больше не будет. Старик и дальше будет получать долю и бренди. Чего рожу кривишь?

– Да, на какое-то время его присмирили, – проворчал Карл в ответ. – А через месяц снова в бутылку полезет. И мы снова попрёмся всем Грушевым Садом на матч-реванш?

Гёц вдруг обнаружил, что от слова «реванш» его слегка подташнивает. Что-то новенькое – может быть, возраст сказывается?

Эрна сжала пальцы в кулак и жёстко произнесла:

– Реваншей не будет. Ещё одна выходка – и я лично засажу ему в глаз из арбалета.

– Угу, – пробормотал Шульц из-за мясного ломтя. – Никто не скажет, что его не предупреждали. И у остальных меньше будет охоты бегать на поклон к Тиллеру или другому какому бесу.

– Её не было бы вовсе, устрой мы показательную порку, – возразил Карл.

Порой казалось, ему не терпится тоже как-нибудь попортить смазливое личико, чтобы поднабрать солидности. Бледный, с тонкими чертами и низкими скулами, он больше походил на кальварского дворянина, чем папашу-южанина – кроме, конечно, больших синих глаз и страсти вырядиться так, чтобы все обалдели.

Будь Готфрид человеком более сентиментальным и наивным, мог бы, пожалуй, разглядеть на месте младшего Даголо меньшого брата, не так давно вышедшего из поры юношеских кутежей и выходок и теперь рвущегося себя проявить, сходу набить очков новеньким мечом. «Знаю, что ты жаждешь украсить башмаки чужой кровью, – сказал бы он ему, – но, если надеешься занять место папки и стать настоящим бароном, пора бы начать соизмерять варианты».

Ну, или как-нибудь попроще и покороче. Казалось бы, разницы между ними всего лет шесть, но и того довольно, чтобы приходилось цедить слова средним ситом. Понятно, если ещё надеешься, что их не пропустят мимо ушей.

Но Карл Даголо не был его младшим братом, а значит великие мудрости лучше оставить при себе.

– Вот и мяфо! – громко прошамкали у Шульца над ухом.

Скособоченный лысый старичок ловко подсунул румяные отбивные женщине и франту, а после замер с самым большим и сочным куском в руках.

– Гоффит, ишо есть, шем шефать?

Делец оскалился полным рядом зубов.

– Зубная Фея его пока бережёт, – хмыкнула Эрна, осторожно тыкая ножом в дымящееся мясо.

Старичок широко улыбнулся в ответ, демонстрируя несколько кривых жёлтых отростков, которые только чудо в дёснах удерживало. Вилли-Мясник был лучшим кулачным бойцом в пору их с Даголо-старшим молодости, а потом случилось страшное – он постарел, не отыскав занятия получше.

Впрочем, Вилли так лучился жизнелюбием, будто о большем и не мечтал. Но его четыре зуба, трижды переломанный нос, не разгибающаяся рука и прыгающая походка наводили Готфрида на определённые размышления. Например, о том, как он жрёт проклятое мясо, которое обожает до визга? Неужели даёт жевать собаке, как болтают?

Некоторые ответы лучше не знать, пожалуй.

– Спасибо, Вилли, отбил так отбил, как всегда, – сдержанно поблагодарил Гёц. Мясник хехекнул, фамильярно хлопнул его по плечу и поскакал обратно на кухню.

– Эй, Вилли! – крикнул Колум вдогонку. – Десять к одному на поросёнка!

– Тфа шуба штафлю! – бодро отозвался старик, вызывая очередной приступ хохота.

Шульц проводил его мрачным взглядом и отхлебнул из кружки.

– Кажется, пора завязывать с кулачными боями. Пока могу ходить прямо и есть по-людски.

– Ха, это-то, скорее, заслуга Дворбака, – усмехнулся Карл. – Каково, интересно, позволять цвергу шерудить у себя во рту?

– Не терпится узнать – могу дать повод, – бесцветно ответил Гёц и бросил сырое мясо на стол.

Цверг, не цверг, лесная фея или ещё какая диковинная скотина – какая к Бёльсу разница? Это же Кальвар, если хорошо умеешь делать своё дело – никто не спросит, растёт ли борода у твоей мамаши и сколько клиентов у неё бывало за день. А Дворбак при всей незамутнённо цвергской наружности зубы ставил лучше, чем любой умелец нормального роста отсюда и до самого сердца империи.

– Носатый, поди-ка сюда! – крикнул делец, подцепил отбивную ножом и осторожно опробовал зубы на краешке куска.

С неудовольствием он отметил лёгкую боль в дёснах. Явно ещё пару дней будет донимать, и всё же она не помешает ему сжевать проклятый шмат мяса, как подобает победителю и состоятельному кальварскому господину.

– Тут, капитан.

Колум замер в шаге от стола, обвёл капитанов лисьим взглядом и лениво стянул чёрный берет с головы.

– Какой улов?

Носатый потряс мешочком. Мелочёвка, что у кого нашлось по карманам. Вот тем и плохи спонтанные поединки. Если люди идут работать, а не глазеть, серьёзные деньги никто с собой не потащит.

– Одиннадцать пфеннигов с мюнцерят, двадцать пфеннигов и четыре талера 7 7 Талер – мелкая серебряная монета – с ребят Даголо…

– Сколько-сколько? – На протянутой ладони среди потёртых двушек, трёшек и увесистых грошей 8 8 Грош – крупная медная монета лежали настоящие белые монеты. Архиепископ Аргебуржский с талера показал Готфриду благочестивый жест и отвернулся боком, обратно в чеканную позу.

– Карл, ты против меня ставил, что ли?

Франт пожал плечами. Колум помахал беретом и вежливо произнёс:

– Спасибо, герр Даголо, сегодня я буду спать не один.

Да уж действительно, только шлюху и можно на эти слёзки купить. Делец отодвинул мясо, одним махом проглотил то, что оставалось в кружке, и поднялся из-за стола.

– Недожарено, – хватит вкуса крови на сегодня. – Пускай Мясник сам это жрёт.

– Не станешь отца дожидаться? – буркнул Карл с набитым ртом.

– Дойдёшь сам до Вихря, или Берта позвать? – добавила Эрна, окидывая его внимательным взглядом.

Будь мессер Шульц человеком более сентиментальным и наивным, попытался бы разглядеть в этом вопросе заботу – но для этого слишком уж хорошо он её знал.

– Ждать не буду, папенька. По дороге не свалюсь, маменька. Другие вопросы? Нет? – Он нахлобучил на голову чёрный берет – такой же, как у Колума, только украшенный кованой железной трефой. – Тогда мне пора сделать ещё денег.