Иван Торубаров - Властитель груш

***

По счастью, своим кусочком Грушевого Сада Готфрид мог управлять, сидя в кресле и держа одной рукой что-то холодное у головы. Какое-то время. Во всяком случае, пока каждый, кого с этого кресла нельзя окинуть пристальным властным взглядом, не начнёт чувствовать себя слишком независимым и ничем ему не обязанным. Трефы – банда небольшая и сплочённая, в какой-то мере даже «приятельская». Пока она оставалась такой, у их капитана в запасе всегда имелось достаточно времени, чтобы оклематься после боя.

В Кальваре много людей, и каждый усердно пашет, как завещал Господь всякому нормальному человеку. Пускай от сохи его и отделила уж пара-тройка предков. А после праведных трудов всякий нормальный бюргер 9 9 Бюргер – добропорядочный солидный горожанин; нищий на паперти – не бюргер желает дать себе волю, отдохнуть всласть и немножко впасть во грех, чтоб было о чём рассказать на исповеди в седьмой день. Пропустить бренди или хоть кружку пива, поблудить, метнуть карты или кости, поставить на лошадь и поорать на ипподроме, молотя кулаком по ограждению; для тех же, кому хотелось крови, в Кальваре дрались псы, петухи и люди. И за всем этим тоже нужно кому-то приглядывать.

Двадцать лет назад лихой кондотьер 10 10 Кондотьер – командир наёмной солдатской компании в южных краях Пьетро Даголо любезно предложил свою кандидатуру и перевешал конкурентов на грушах, которые в Грушевом Саду тогда ещё не повырубили окончательно. Так валонский авантюрист стал видным герром в вольном городе далеко к северу от родных краёв. Кальвар рос на привилегиях, как на дрожжах, и маленькое владение Даголо росло вместе с ним. Теперь ему потребовались собственные «вассалы», чтобы управлять делами, пока сам «барон» сидит в помпезном особняке и утирает сливки с седых усов.

Трефам, скромным и сметливым ребятам в тёмных костюмах и лихо заломленных беретах, достались несколько кабаков и лавок, а ещё закладная контора, в которой Король Треф и расположил «ставку». Самый простой расчёт – где больше всего денег и проще всего оборону держать, там и надо спать. С кинжалом под подушкой и парочкой громил в соседней комнате.

Тем не менее, вечером того же дня Шульц проводил время не там, в блаженной полутёмной тишине наедине со златом, а в трактире «Вихрь Бовриса» на противоположной стороне улицы. Именно сюда местные обычно и залетают радостным вихрем, узнав, что их лошадь пришла первой… или неторопливо заходят с хмурыми рожами при любом ином исходе.

Во внушительном зале «Вихря» и пили, и спорили, и резались в карты за тонким бортиком, отделяющим для порядка игорный угол. Много людей, много шума – совсем не то, что нужно голове после пары отменных затрещин, но «королевская приёмная» – маленькая пристройка к залу, выдающаяся на улицу – как раз на этот случай была обшита со всех сторон толстенными досками. И ещё чтобы никто не услышал лишнего снаружи.

И на случай, если кто-то ухитрится протащить в кабак аркебузу и наугад пальнуть сквозь дверь. Как хороший организатор игр, Готфрид старался предусмотреть все варианты.

Распахнулась маленькая дверца, прорезанная между пристройкой и баром – чтобы не гонять мальчишку за добавкой каждый раз, а просто протягивать руку и орать на трактирщика лично. Данек как раз просунул в окошко широкую плоскую рожу и озабоченно сообщил:

– Самогонщики здесь!

– Курт пусть заходит, остальным пива налей. Только пива. И кружку сюда, – бросил Гёц, откладывая конторскую книгу. Записи о деньгах – каким же ещё увлекательным чтивом занять себя в ожидании? Почему-то от душеспасительных книжек прибытки не растут.

Через минуту Мюнцер протиснулся внутрь, громко сопя, сжимая в кулаке поблекший солдатский берет. Тёмные волосы с густой проседью торчали во все стороны, словно у дверей кабака он долго мялся и чесал макушку и лишь затем решился зайти.

Оценивающим взглядом одного левого глаза он окинул Короля Треф и крякнул:

– Клянусь Святым Дидериком, отлично выглядишь!

От любого другого такие слова прозвучали бы откровенной издёвкой. Но на мясистом лице самогонщика уже расцвели три впечатляющих синяка, правый глаз заплыл вовсе, а расквашенный нос покраснел вдвое круче, чем обычно. Под вечер вместо чёрных волосков из ноздрей торчали во все стороны кусочки губки.

Не дожидаясь приглашения, великан плюхнулся напротив и указал пальцем на губку.

– Неплохо ты меня разукрасил, признаю. А это что же, мне? – Подняв кружку со стола, он заглянул внутрь, пожал плечами и сделал солидный глоток. – Ну, нос-то воротить не буду, но это… Гм… Это ты что же, умаслить меня думал? Этим?

– Просто вежливость. Мои ребята сняли с твоих пару грошей, когда ты лёг.

Кроме того, смазанный пивом разговор и потечёт легче… И больше шансов, что упрямец наконец будет слушать не только себя.

– Я надеюсь, ты намерен нашего уговора держаться?

– А ты меня сюда клятвы давать позвал, что ли? – Уцелевший глаз Курта опасно сощурился, но Готфрид покачал головой. – Конечно. Уговор есть уговор. Заплачу я уроду жадному. Но, Гёц, Единым клянусь – он нас несправедливо обдирает!

Палец самогонщика поднялся к потолку и принялся выписывать в воздухе угрожающие кренделя.

– Люди недовольны, Гёц. Старик совсем краёв не видит. Я с каждого талера почти половину отдаю! Давно пора поискать барона получше. С Тиллером всё было уже на мази…

– Курт, Курт, – Шульц поднял руку. – Я тебя утром не просто так лупил. Теперь я буду говорить, ага?

– Ну, валяй, ссы мне в уши, гауптманн, – проворчал Мюнцер нехотя, возвращаясь к пиву.

Гёц вздохнул, прикидывая, как бы проговорить всё необходимое, пока кружка не опустела.

– Ты и Тиллер в Кальваре люди новые и явно не сечёте, как тут всё работает. У нас тут не дворянская вольница. Хочу тому присягаю, хочу другому – эту хрень для рыцарей оставь. Здесь всё давно схвачено наверху. Даголо варит бренди, поит мужиков, торгует шлюхами, организует игры и ставки – в другие дела не суётся, но и другие к нему в Сад не лезут. Пока была война, Тиллер был Кальвару полезен, потому Лига его и приняла. Но за шашни с тобой он в любой момент может вылететь жопой вперёд. Скоро ему об этом напомнят, и он уговором с тобой подотрётся. А потом придёт Карл с Эрной и Бертом. И запихнут они тебя в одну из твоих новеньких бочек вниз головой. Улавливаешь мысль?

– Стелешь-то ты гладко, – буркнул Курт, шумно отодвигая от себя кружку.

Готфрид, не отрывая взгляда от расплывшейся рожи, протянул руку к дверце, распахнул её и пару раз с силой хлопнул ладонью по столешнице. Через миг ему просунули вторую порцию, которую он тут же водрузил на стол перед ухмыльнувшимся самогонщиком.