Игорь Белладоннин - Второй после Солнца

– Одного Бога, всемогущего и справедливого, милосердного и всеблагостного, вы заменили кучкой мелких божков – палачей с интриганами, вы дурачили народ, вы травили его водкой и диаматом с трибун, с телеэкранов, из хоромин райкомов и со страниц партброшюрок… – монотонно начал перечислять о. Валентин преступления Советской Власти.

– Да! – перебил Павел. – Коммунизм – это тоже религия, но это – религия сильных! Это – религия энергичных! Это – религия преобразователей! А ваша религия – это приют для убогих физически и нравственно.

– Ну не всегда – для убогих, – подмигнув о. Валентину, возразил Аркаша. – Вот инженеры – это разве убогие? А ведь именно церковь указала инженерам на их покровителя – Св. Иуду. Теперь инженеры веруют и живут под защитой своего покровителя. А военные – убогие? Церковь и им объявила их покровителя – Св. Варфоломея, преподавателям – Св. Павла, партработникам – Св. Петра, лётчикам – Св. Лаврентия, пожарникам и парикмахерам – Св. Пантелеймона, инспекторам ГИБДД – Св. Иакова, лодочникам и лоточникам – Св. Луку…

– Мы отменим все эти дурацкие посвящения, мы отменим все и всяческие привилегии, люди станут равными! – прервал фонтан Аркашиных несусветных фантазий Павел, и глаза его загорелись в тщетной попытке испепелить о. Валентина. – Пусть не все нас сначала поймут, зато потомки поклонятся нам в пояс!

– Даже не в пояс, а в ножки, – поддержал его Аркаша, уже откровенно дурачась. – Это как в Англии поехать по правой стороне дороги – да, ты быстро погибнешь, а может, тебя арестуют и отправят в психушку, но дело-то будет сделано: ты уже показал людям, по какой стороне нужно ездить, и вот кто-то после тебя уже проехал по правильной стороне и понял, насколько это удобно, потом другой, третий и, глядишь, – процесс пошёл!

– Равными как на кладбище – вот и всё, что вы умеете, – возразил Павлу о. Валентин, проигнорировав Аркашину реплику, и маслянистые глаза его заледенели в попытке заморозить Павла, превратить его в ледяную глыбу, из которой уже не возгорится ни искры, ни пламени.

– Нет, извини, они и на кладбище не равны: честная старушка лежит в болотце под ржавым крестом, а бандит-душегуб и чиновник-вор – в центре города да под мраморными надгробьями! – обжёг Павел о. Валентина очередным раскалённым добела словом правды.

– Ты, сын мой, конечно, имеешь в виду Мавзолей? – улыбнулся о. Валентин.

– Не дождёшься. Я не вспылю! – гордо крикнул Павел. – Всё равно твоего бога нет! Но если бы он вдруг был! Господи, который – как говорят – есть, и ты спокойно взираешь на всё, что творится в твоём мире? Когда глава мафиозно-политического клана недрогнувшей рукой и с затаённой ухмылкой осеняет себя символом твоей – как говорят – муки, твоего – как говорят – распятия – почему бы не отсохнуть его руке? А кто вещает от твоего имени? Ты посмотри, посмотри на них внимательней! И если вдруг ты есть – покажи, что ты есть, и если у тебя слово не расходится с делом – порази нечестивцев, тобой спекулирующих, громом и молнией, немотой, проказой! – прокричал почти на одном дыхании Павел и с надеждой воззрился на о. Валентина.

– Не горячись, Павлуша, – предупредил Аркаша. – Отец Валентин-то – Бог с ним, он свои кары небесные давно заслужил, но вот кресла, в котором он сидит, мне будет не хватать! Хотя не факт, что Господь прислушается к твоей просьбе.

– Господи, прости моего оппонента за его сомнения. Да, он запутался в своём неведении, но с кем из смертных не случалось такого? – снова улыбнулся о. Валентин.

– Все вы – пидарасы, и ты – пидарас! – крикнул Павел.

Это был его последний и решающий аргумент, крыть который всегда было крайне трудно.

– Ну что ж, каков приход, таков и поп, – вставил Аркаша свой очередной афоризм.

– Да, я люблю мужчин, – признался о. Валентин, нимало не смутившись своего признания. – Но я люблю также и женщин, и дедков, и старушек, ибо все они – моя паства.

– Иначе говоря, источник дохода, – поправил Аркаша, улыбкой приглашая Павла приступить к добиванию о. Валентина.

Павел открыл было рот, но тут же закрыл его, покраснел и, не прощаясь, выскочил из Аркашиного дома.

– Пусть проигравший плачет, – резюмировал Аркаша ему вслед своей хрестоматийно известной строчкой. – Четыре-ноль. Однако, сегодня Павел был уже посильнее. Ещё пара боёв – и он может тебя уделать.

– Спасибо, что не нагадил, как случалось с его единоверцами не единожды, – пустил стрелу вслед ретировавшемуся противнику о. Валентин. – Вот и пускай этих коммунистов в дом – я имею в виду в Дом Божий. Впрочем, – прибавил он, подметив, что Аркаша поморщился, – Павлик – человек неплохой. Да, душа у него – заплутавшая, но не абсолютно заблудшая. Ему бы пастыря настоящего, праведного – не меня.

– У нас давно уже есть вещи пострашнее, чем Павлик, – заметил Аркаша. – Собственно, наш Павлик столь же нелеп, безвреден и неприспособлен к современной жизни, как и всё его мировоззрение в целом.

– Ну, мы всё-таки подняли тебе настроение? – спросил о. Валентин – без особой надежды на положительный ответ.

– Приподняли, скажем так, – улыбнулся Аркаша. – Мне хотелось крови, но вы добрались лишь до пуха и перьев. Но пошли, однако, к столу, будем пировать за троих.

Позже на фотографиях я не заметил какой-то особой агрессии на лицах вокзальной живности, угодившей в кадр – только тупое удивление.

«Это – народ, – тогда не умом, но сердцем осознал я, – ради которого мы совершаем революцию, чтоб никогда у него не было больше такого тупого удивлённого взгляда».

Витюша одобрил результаты нашей разведвылазки и выдал мне очередное задание – по организации осенней маёвки. Я с энтузиазмом взялся за реализацию Витюшиной идеи.

Меж тем князь Коршун, особо не терзаясь вопросами соотнесения божественного с партийным, перелетел во вражеский стан и был принят там с большими почестями в услужение. Налетал теперь князь Коршун на былых сотрапезников, выхватывал занемогших и доставлял их врагу на потеху и поругание.

Как не стало с ним князя Коршуна, опечалился Великий хан, лишь дофин Паулин ещё хранил твёрдость духа, сызмальства присущую коронованным особам.

– Не хочу быть дофином, – заявил дофин Паулин с твёрдостию. – Хочу быть Великим ханом.

И только он молвил это, как стал Новым Великим ханом. Предшественнику же его в качестве компенсации была выделена квартира с видом на Храмище. Никем пока вроде не притесняемый и не преследуемый, бывший Великий хан мог сидеть и часами созерцать сие творение человеческого гения.

Также разрешено ему было разводить картофель и свёклу, морковь и репу с целью поедания, а также свободного рыночного обмена на огурцы и помидоры. Соответствующая лицензия была выдана ему за подписью лично Нового Великого хана.