Дмитрий Потехин - Призрак

Эрика уже не плакала, но выглядела совершенно опустошенной. Она была уверена, что Моргенштерн с наслаждением прочитает ее дневник от корки до корки, а потом отошлет родителям, которые тоже его прочитают и возненавидят свою дочь. Георгий пытался ей объяснить, что все это глупости, но Эрика словно не слышала.

– А если я верну его тебе? – спросил Георгий.

– Как?

– Зайду к нему в комнату и возьму. А что в этом такого?

– Но это же…

– Это не воровство. Он сам вор! Вор и помойная крыса!

Георгий весело рассмеялся и нежно похлопал Эрику по спине.

Разумеется, на деле все оказалось гораздо сложнее, чем на словах. Проникнуть в комнату Моргенштерна можно было через дверь, которую он, как любой параноик, всякий раз основательно запирал, либо через окно. Правда для этого требовалось каким-то образом добраться через форточку до нижнего шпингалета: никакой рыболовный крючок тут бы не сгодился.

Существовал еще и третий, не самый простой, но, кажется, единственно верный способ. В комнату можно было проползти по старинной вентиляционной системе, проходящей внутри стен на уровне пола. В каждой комнате дома, включая флигельные, в углу имелась красивая узорчатая решетка, которую без особого труда можно было высадить и вставить обратно.

Георгий тщательно обдумывал все тонкости и риски замышляемого предприятия. Надо было найти комнату с удобным расположением, зафиксировать в памяти путь, выгадать время…

Если Моргенштерн не солгал, времени могло оставаться совсем немного.

Дача

Когда они подъезжали к зеленому деревянному дому, спрятавшемуся за кустами облепихи и шиповника, у Иды сладко и нежно стиснулось сердце.

Перед глазами вспыхнула картинка из прошлого: она еще девочкой приезжает сюда с родителями в белой дедушкиной «Волге». Внутри приятный волнующий запах бензина. Открывается дверь, и она ступает в мокрую траву занемевшей от долгого трясучего сидения ножкой. Кругом свежий, живой, щебечущий мир, по которому она скучала осенью и зимой, и которого не могла дождаться весной, сидя в серой, пыльной квартире.

Ида разглядывала дом, стараясь припомнить все до мельчайших деталей.

Дом небольшой, одноэтажный, но с уютным чердачком, где можно даже спать на раскладушке, глядя в небо через маленькое оконце. В главной комнате тяжелый самодельный обеденный стол, плита с газовым баллоном, холодильник и буфет. Есть еще две спальни. В одной у Иды осталась ее дачная детская библиотека, в другой стоит большой ламповый «Горизонт» с ужасно тугим переключателем и зернистой черно-белой картинкой. Даже если за все эти годы в дом кто-то влез, не было сомнений, что все вещи остались на своих местах. Если только вор не собиратель старья.

Напротив дома – обветшалая и как будто даже съежившаяся под тяжестью своих лет баня с одним единственным окошком и развалившимся крыльцом. На месте поленницы осталась лишь куча мелких истлевших дров.

То, что было когда-то огородом, а потом садом, теперь переродилось в настоящие джунгли. Словно войско лихих кочевников участок захватила крапива и сорная трава. Посреди бывшего цветника нагло торчало семейство дудника, покачивая зелеными, еще не распушившимися парашютами. Место для теплицы отвоевали себе лопухи. Кусты малины совсем одичали и превратились в бесполезные колючие заросли, ползущие вдоль проволочной ограды и сующие сквозь нее свои цепкие когти. Темные лохматые облепихи скорбно склонились, как будто оплакивали царящий кругом беспорядок. В печальном недоумении торчала посреди сада единственная, доживающая свой век старушка-яблоня.

Ида вынула из кармана тяжелую связку ключей, взятую у родителей. Выбрав самый длинный, всунула его в висящий на калитке доисторический чугунный замок. С замком пришлось повозиться, сначала Иде, а потом и Андрею.

Когда Ида, отперев входную дверь, наконец-то переступила порог дома, странное чувство овладело ею. Дом словно глядел на нее печальными глазами преданного состарившегося пса, который только что очнулся от болезненной дремоты и еще не в силах поверить, что хозяйка наконец-то вернулась. Все в этом доме было жалким, покинутым и берущим за душу.

Радостно, точно повизгивая, заскрипел под ногами давно не хоженый пол.

Ида медленно обходила большую комнату, поглаживая рукой пыльную, рваную клеенку стола и стараясь воскресить в памяти забытый запах детства. Стулья, чайник, банки и занавески – все осталось, как было десять или двенадцать лет назад. Раз в год сюда ненадолго заезжал отец Иды, заплатить взнос и покосить траву. На столе и на подоконнике валялись засохшие мумии ос, шмелей, бабочек. Со стены улыбался детской улыбкой олимпийский медвежонок.

– Привет! – шепотом сказала Ида дому.

Ида взяла со стола пластмассовую банку из-под какао, которое пила давным-давно. Понюхала. Никакого запаха, конечно, уже не осталось.

На окне она заметила грязный граненый стакан с застывшими в нем, готовыми рассыпаться в прах от малейшего дуновения стебельками полевых цветов.

– Интересно, тут мыши есть? – задумчиво произнес Андрей.

Ида вспомнила, что во времена ее детства здесь водились другие мыши – летучие. Они мелькали над головою впотьмах, как мелкие крылатые чертики.

Пожалуй, следовало уже сейчас, без промедлений приниматься за работу – вытаскивать участок из многолетнего забытья, приводить его в чувство: мыть, подметать, косить, ремонтировать. Ничем таким Иде заниматься не хотелось. Более того, ее даже будоражила дикая красота заброшенной дачи. Правда, стоило ей представить себе клеща, падающего с ветки за шиворот, или гадюку, притаившуюся в траве, и сказочная идиллия рассыпалась в один миг. Да и Андрей, при всей его широте и понимании, на такое точно не согласится.

– Я немного побуду одна, – улыбнулась Ида и ушла в свою бывшую спальню.

В спальне тоже ничего не изменилось. Только все как будто уменьшилось в размерах, стало до смешного маленьким и детским. И ее кривоватая, сделанная дедушкой кровать, и аскетичный сервант, каких уже не увидишь, и низенький, почти игрушечный столик с выдвижным ящичком, покрытый волнами растрескавшегося лака. На стене висели два пейзажа, которые Ида сделала акварелью лет в пять-шесть и вязанная ушастая сова с глазами-пуговицами. Возле кровати – громоздкий, давно сломавшийся и покрытый пылью магнитофон. Ида вспомнила, как внезапно и странно он умер.

Она вдруг осознала, что есть кое-что не менее важное, чем ее книги и рисунки. Рядом с магнитофоном валялись две аудиокассеты в коробках с цветными картинками. Еще дюжину Ида нашла, открыв нижний ящик серванта. Старые детские радиоспектакли: «Царевна-лягушка», «Кот в сапогах», «Незнайка», «Питер Пен». В детстве их можно было слушать по десять, по двадцать раз с неподдельным и неугасающим интересом, зная наперед каждое слово и каждый раз открывая что-то новое.