Теодор Фрайзенберг - Парижский РоялистЪ

"Заодно и попробую понять, в каком я городе вообще и что за время…” – с этой мыслью он бодро направился вверх по улице.

Буквально через два квартала, миновав конюшню, пекарскую лавку и цирюльню, он наткнулся на вывеску, изображающую какое-то существо розового цвета, отдаленно смахивающее на коня, и надпись “Le grande roter de licorne” [4] Большая отрыжка единорога. (фр., вольный авторский перевод). . Евстахий был уже готов ввалиться туда, но внезапно остановился, ошеломленный простой, но очевидной мыслью – в таверне, находящейся невесть где, невесть в каком времени, в долг ему, увы, не нальют. Он яростно начал похлопывать себя по одежде в надежде отыскать хоть какой-то предмет ценности и удача улыбнулась ему вновь – на поясе шоссов он обнаружил кожаный мешочек с несколькими монетами, причем судя по тому, что они были серебряные – в руках у него было не меньше нескольких ливров, что внушало надежду не только на ужин, но еще и на приличную комнату – дорогу в чулан, в котором он очнулся, Евстахий не вспомнил бы и под угрозой эшафота, а ночевать на улице ему не позволяли внутренние убеждения и сибаритская натура.

"В крайнем случае придется искать какую-нибудь вдову и надеяться, что Настасья Аполлоновна с ее батюшкой ничего не узнают. Если что, то сошлюсь на исключительные обстоятельства”. – с этой мыслью он распахнул дверь таверны.

Таверна встретила нашего героя гарью, шумом и резким запахом селедки, немедленно вызвавшей у Евстахия воспоминания об Анфисе, театральной костюмерше 42-x лет и очертаниями картофельного мешка, с которой он имел неосторожность предаться возлияниям после спектакля в гримерке, переросшим в бурный, но безрезультатный коитус. Селедку с тех пор Евстахий не переносил категорически.

Внутри было довольно многолюдно, поэтому пришлось довольствоваться единственным свободным столиком, расположенным рядом с компанией постоянно гогочущих девиц, окружавших единственного мужчину. Брезгливо поморщившись, он присел на скамью и начал оглядывать зал в поисках местного аналога официанта.

– Чего изволит господин? – непонятно откуда взявшийся мальчишка замер перед ним с полотенцем.

"Святые угодники, прям натуральная смесь гарсона и клошара”. – подумал Евстахий.

– Принеси-ка мне чего перекусить и пива, паренек. Да пошустрей! – он решил подражать средневековой манере общения, в том формате, в котором он ее видел на сцене при постановке “Айвенго”. – Я чертовски голоден!

Парнишка исчез, а мужик за соседним столом извлек из-под стола нечто, похожее на лютню, и затянул песню:

Э-эх! Ух! Как нравилось весьма ему, коль девушка идёт.

После окончания столь экстравагантной песни часть посетителей, надо заметить в изрядном подпитии, начали хлопать и стучать кружками, требуя продолжения, и Евстахий искренне опасался, что он пойдет им навстречу.

“Второго выступления я не переживу без изрядной дозы пива, а на сухую слушать такое – лучше уж сразу голову на плаху. Где этот засранец с моим заказом?” – мысли в его голове проносились со скоростью вышедшего на орбиту корабля “Восток-1”.

Тем временем “златогласый соловей” решительно стряхнул с себя повисшую на шее пассию, прихватил кружку и, скакнув резвым кабанчиком, ловко присел к Евстахию за столик.

– Месье не возражает? Разрешите представиться – Паоло Фарфаллоне [5] В переводе с итальянского – бабник. (прим. автора). , бродячий менестрель. – сделав легкий кивок головой он продолжил. – Странствую по городам и весям, развлекаю публику своим талантом. Недавно вот даже был на приеме у герцога Анжуйского – он, надо заметить, высоко оценил мои способности.

"Бабник, пьяница и хвастун!” – наметанным глазом человека, долгое время вращающимся в театральных кругах, определил Евстахий. – “Ладно, поглядим, не в моем положении раскидываться знакомствами, пусть даже и такими”.

Мальчишка наконец-то притащил кувшин с какой-то кислой бурдой, отдаленно напоминающей Жигулевское пиво и кусок мяса с квашеной капустой на тарелке, от чего герой настроился на благодушный лад.

– Евстахий, э-э-э русский купец, путешествующий инкогнито. Еду из Москвы в Ниццу, вот заодно решил посетить ваш город, ознакомиться, так сказать, с культурными ценностями. Заодно может и деловые связи завязать, – местное пиво действовало с потрясающей скоростью и его "несло”, – путешествие путешествием, а о делах забывать не стоит.

– Bravissimo! [6] Великолепно (ит.) Русский купец и где – здесь в Париже! – восторженно воскликнул менестрель. – Я встретился на вашем пути не просто так, месье, хоть я и простой менестрель, но имею связи в высшем обществе. Как я уже говорил, я вхож даже к герцогу Анжуйскому, а уж он кого попало в дом не пустит! – глаза менестреля загорелись диким огнем наживы.

"Ну вот, значит я в Париже…" – подумал Евстахий и посмотрев на довольную рожу менестреля, продолжил мысль, – “В бордель ты вхож. И то с черного хода. И венец твоих связей – бандерша в этом самом борделе, которая живет воспоминаниями о вашем случайном романе. Но авантюрист ты явно знатный!”

В этот момент дверь таверны в очередной раз распахнулась от пинка снаружи и внутри воцарилась неожиданная тишина. Дверной проем перегораживали два стражника и рослая дама, одетая в дорожное платье и, похоже, из благородных. На удивление Евстахия – дама выглядела вполне симпатично и все зубы были на месте, вопреки расхожему мнению о стоматологических проблемах людей далекого прошлого. Зубы он сумел оценить в тот момент, когда мадемуазель (или мадам?) мазнула взглядом по таверне и, поймав в прицел Паоло, хищно осклабилась.

– Вот ты где, enculé de ta race la maudite! [7] Редиска, негодяй, нехороший человек (фр. вольный авторский перевод.) Думал, что выйдет так просто от меня сбежать и затеряться в Париже? Дуру из меня хотел сделать?! Сейчас тебя закуют в кандалы и бросят в мое подземелье, где много жирных и о-о-очень голодных крыс!!! – в голосе незнакомки яда было столько, что удивительно, как он еще не капал с прекрасных зубов, так высоко оцененных Евстахием.