Теодор Фрайзенберг - Парижский РоялистЪ

– Франческа, душа моя, клянусь всеми святыми, ты все не так поняла. Я вышел на прогулку, а вот это господин, между прочим, русский купец, важный человек. – менестрель хлопнул по плечу Жданского, тот открыл было рот, изумленный такой наглой ложью. – Он хотел узнать дорогу в Ниццу, ну и потом внезапно предложил мне небольшое путешествие за весьма щедрый гонорар. Который я хотел потратить на свадебный подарок тебе. Пару недель и я бы вернулся назад, к моей горячо любимой графине.

– Вот как?! Ну, значит посидите в подземелье оба, пока я подумаю, то мне с вами делать… – графиня явно не собиралась таять от умиления и как всякая брошенная женщина – жаждала крови.

– Мне нельзя в подземелье, у меня там будет цистит и вообще, я могу застудить простату! – потрясенный Евстахий аж перешел на фальцет. – Вы не имеете права, я буду жаловаться!

– Куда? В церковный суд? – девица ухмыльнулась. – Так там мой дядя главенствует. Взять их!

Стражники рванули с места, но метко пущенный менестрелем кувшин отправил в нокаут первого, а второй растянулся на полу, споткнувшись о чью-то ногу.

"Народ-то явно на стороне менестреля!” – мелькнула у Евстахия мысль, впрочем, она была резко прервана тем, что кто-то потащил его за руку в сторону трактирной стойки.

– Давай за мной, уйдем через двор! – под истошные вопли разъяренной графини и улюлюканье толпы они нырнули в неприметную дверь за стойкой, где Паоло, лавируя как змея, вытянул их на задний двор, где к большому облегчению Евстахия, оказалось безлюдно.

– Давай пошевеливайся, поймают – познакомишься с графским подземельем! – менестрель уверенно сиганул через забор и, не дожидаясь спутника, быстро побежал в переулок.

– А я-то тут причем?! – возмутился тяжело дышащий, припустивший следом Евстахий. – Зачем ты вообще втравил меня в эту историю? У нас это называется – подстава!

– У вас? – Паоло с ехидцей посмотрел на собеседника. – Это где это у вас?

– Эм-м-м, у нас на Руси… – слегка стушевался Евстахий осознав, что совершенно не имеет никакой легенды, равно как и представления о том, как принято вести себя в данном времени, и любой мало-мальски проницательный человек раскусит его на раз.

Паоло внимательно посмотрел на своего спутника и многозначительно хмыкнул:

– Уж не знаю, кто ты и откуда, но совершенно точно не купец. Впрочем, сейчас нет времени на разговоры. Надо покинуть это место, пока нас не загнали как лис, с графини станется!

– А что ты такого натворил, мой новоявленный друг, позволь узнать? Судя по настрою, ты изрядно ее разозлил и вряд ли своими песнями. – съехидничал Евстахий.

Менестрель тяжело вздохнул:

– Долгая история, оставим разговоры на потом, а пока давай за мной! – и стремительным шагом направился вглубь переулка.

Спутники поневоле шагали около часа, менестрель постоянно нырял в какие-то подворотни и проулки, вел их сквозь арки между домов и вскоре Евстахий пришел к мысли, что подобные побеги его блудливому компаньону не впервой. Внезапно Паоло встал как вкопанный, да так резко, что Евстахий влетел прямиком ему в спину и едва удержался на ногах.

– Что такое? Заблудился, “Сусанин”? – Евстахий вложил в эту фразу весь отпущенный природой сарказм, но менестрель не обратил на него внимания.

– Вот дьявол! Видимо не туда свернули, подзабыл город… – Паоло выглядел растерянным.

"Оно и видно, похоже, от знатных баб со стражей давненько ты не бегал, “Казанова”, хренов”. – Евстахий мысленно усмехнулся. – “Бренчал небось графине на лютне, а может и не только, да по ушам рассказами ездил о светлом будущем, да безоблачных небосклонах семейного счастья и бока наращивал, вот стаж-то и подрастерял”.

– Так в чем проблема-то, собственно, амиго? – полюбопытствовал Евстахий.

– Мы вышли прямиком в квартал Либераллиан, а это нехорошо, совсем нехорошо… – менестрель озадаченно почесал затылок.

Евстахий огляделся по сторонам и не заметил ничего “нехорошего” – дома были куда приличнее, чем те лачуги, которые они проходили раньше, улицы чище и в целом выглядело весьма прилично для средневековья. Только вот, что-то в этом было неправильное, только он никак не мог понять – что именно. Паоло, тем временем, судя по постоянно меняющемуся выражению лица, лихорадочно обдумывал какую-то мысль.

– Чем так известен этот квартал? – Жданский прервал мыслительный процесс Фарфаллоне.

Менестрель оторвался от дум и изумленно взглянул на Евстахия:

– Ты что же, ничего не слышал про это место?!

– Нет, я ж говорил, что у вас тут недавно и как-то не задавался целью изучать историю парижских кварталов, да и вообще, были другие дела. – Евстахий для важности даже надул щеки.

– Ага, прям крупный воротила, заключал сделку с торговой палатой Франции, по поставкам шляп с дырой в центре, для перманентной связи с Всевышним, – Паоло возвел очи горе и осенил себя крестом, – Не иначе как “dernier cri à la Russe” [8] Последний писк русской моды (фр.) или откуда ты там на самом деле… – язвительно заметил он, – Ладно, в двух словах – это квартал “Либераллиан”, которым указом Ришелье разрешили открыто исповедовать свои взгляды, совершать таинства и использовать особый дар. Но, так как обычный народ считает их безбожниками и их ценности не разделяет, им разрешили селиться в отдельном квартале. Они тут даже могут открыто проводить обряды, чертовы малефики! [9] Малефик (от лат. maleficium) – преступление, злодеяние. Иногда применимо к людям со колдовскими способностями, ведьмам и колдунам, например. – Паоло сжал кулаки. – А еще у этого квартала есть особенность – он отражает тайные страхи. Каждый видит в нем то, чего боится больше всего.

Жданский вдруг понял, что его насторожило в пейзаже, который наблюдал: манерная слащавость и кричащие цвета, а на одной стене, он мог поклясться, была написана эта странная фраза “L'homophobie Rend Folle” [10] Гомофобия сводит с ума (фр.) . Пазл окончательно сложился в его воспалённом мозгу и он разом вспомнил бар “Голубая устрица”, фильм “Горбатая гора” и дядю Борю из Химок, бывшего соседа по лестничной клетке, любившему по пьяни курить шмаль на лестнице в дамских чулках, за что он с пацанами постоянно мазал ему дверную ручку собачьим дерьмом.

– Я туда ни ногой, сам иди этим к содомитам, – сказал Евстахий подрагивающим от возмущения голосом, – Кто их знает, что им там в голову придет, “Либераллианам” этим. Уж лучше в подземелье графини, к крысам – к ним хоть задом можно поворачиваться.

– Если крыска тебе отгрызет во сне “le petit zizi” [11] Маленькую колбаску (фр., вольный авторский перевод) , то тебе потом будет уже все равно, к кому поворачиваться задом. – печально заметил менестрель. – Я сам не в восторге, но другого пути у нас нет. Кстати, а причем тут “поворачиваться задом”? – подозрительно посмотрел менестрель на Жданского, а затем понимающе хлопнул себя по лбу и заливисто рассмеялся. – Так вот он значит какой, твой самый страшный страх! Даже боюсь представить, что ты там видишь.