Мария Хохлова - Последний рассвет

– Если ты так увлечён политикой, дышишь межнациональным разладом, тебя бесит испанская нация – воскликнула Аделия, хватая в ярости руку отца – то отдельный человек, отдельная личность, виноватой быть не может!

– Уймись – взревел Дериан, видя, что его сталкивают с пьедестала величия, при том на глазах у слуг и подчиненных, а хуже для него в данный момент, ничего не было – тебе слова никто не давал!

– Ты последний человек, к которому я обращусь, и то только для того, что бы – Аделия, подгоняемая непреодолимым желанием выплеснуть накопившейся гнев, ударила его по лицу – упивайся и дальше холодной, беспочвенной блажью, променяй на вино и ром всё своё состояние, тебе это не впервой, папа.

Аделия почувствовала резкую, разливающуюся по жилам острую боль, её рука онемела. Графиня вскрикнула, прищурив глаза, по щекам потекли слёзы, нет, не слёзы телесной боли, а тяжёлого душевного переворота.

– Поставив крест на моей жизни, ты забываешь, что позволил проклясть и моих детей, которые не видели света, и не увидят никогда – продолжала бушевать она. Попыталась ослабить силу отцовских пальцев, но смысла в этом не было – позволь мне спокойно уйти, я не вернусь, как сделал это ты, клянусь, и меня ты не увидишь, больше никогда. Я за короткий промежуток, смогла смериться с неминуемой участью – она тяжело вздохнув, расслабила его пальцы, точнее, он позволил ей освободиться.

– Вон, все выйдите отсюда! – крикнул граф, взмахнув рукой.

– Аделия! – единственное, что успел крикнуть Икер, как его шустро взяли в охапку, и насильно вытолкали за пределы хрупкого домика.

– Ещё сопротивляется – закуривая произнёс Дериан, в его голосе пестрили нотки блаженства и удовольствия.

– Мы с тобой уже поговорили, и я не намерена выслушивать твои пьяные, вычурные истории, у меня больше нет ни сил, ни эмоций – Аделия откинув край занавески, взглянула в окно, толпа незнакомцев, окружала Бернардоса, угрюмо сидевшего на пне. Паттерсон, растерянно держал двух крупных собак, которые грозили сорваться.

– Не так быстро – отозвался граф, задёргивая окно – не надо перечить мне, я это очень как не люблю, можешь навести справки у своего любимого дядюшки – он широко распахнул, свои одурманенные зелёные глаза, и как бы ненароком продолжил – может ты вовсе и не моя дочь!

Аделия изъявила желание возмутиться, но её попытка была угнетена, поспешной ладонью отца, он, закрыв её губы, и шёпотом, фальшиво невинным и простодушным заговорил:

– Это я так шучу. Запомни, раз и навсегда. Ты дочь очень богатого и очень влиятельного человека, ты воспитанный и образованный человек, вспомни, я никогда, и ничего не заставлял тебя делать через силу – на мгновенье, он замолчал, провёл рукой по волосам, и с хитрой усмешкой, гораздо громче сказал – ищи себе под стать, а не подзаборных тюфяков. Он мужчина? Разве настоящие мужчины такие? Разве уважающий себя, кинется в ноги женщине? Аделия, ты не подумай, для меня карман на последнем месте.

– Я поняла, ты имеешь в виду мать?

– Да, ты догадлива, спору нет. Ну так вот, его жизнь, это не твоя, а чья-то чужая. То в твоей власти должен быть крепкий и волевой человек, не поддающийся на провокации, ни на какие, даже ваши женские хитрости не способны сломить нрав знающего себе цену мужчины.

– Но ведь мать смогла убить в тебе гордость! – воскликнула графиня, остановив свой взгляд на покрасневшей от удара щеке.

– Она её временно приглушила. Она очень хитра и коварна, хоть и молчалива и покорна. Сети её крепки, и временами, меня неумолимо тянет к ней. Так и должно быть – прикрикнул Дериан в порыве – так и должно быть! Попомни мои слова, клятву даю, что не раз их вспомнишь!

– Мне жаль тебя, ты несчастен и неисправим в своей безысходности, другим человеком, виделся мне на кухне. А ведь прошло чуть больше часа! – она натянуто улыбнулась, переведя взгляд на мушкет, поспешно спрятанный за поясом – для кого предназначена пуля? Там она всего лишь одна! Не с отпрыском ли своим хочешь свести счёты, что б, не мучилась, или с незаурядным испанцем, которого даже не знаешь? – Аделия, как бы виновато прикусила нижнюю губу, и как можно искренней прошептала, обняв осторожно за плечи отца – твой случайный поступок, мне открыл множество дверей, о которых я даже не знаю, но могу лишь догадываться. Но одно я знаю наверняка, там не будет хуже, чем здесь, возможно там меня ожидает выбор, которого, в этих стенах, у меня никогда не будет. А этот выстрел прибереги, настанут лучшие времена, они подскажут, как распорядиться этой игрушкой.

Молчание воцарилось, не то, томящее и тяжёлое, а воздушное и лёгкое, сердце дышало облегчением, лёгкие, жадно и учащённо требовали всё новых и новых порций кислорода, не хотелось, ни ему, ни ей, нарушать приятные, минуты тишины. Аделия обессилев, опустилась на стул, её слух резал бег подвижных стрелок, деревянных часов, никогда, он не казался ей таким громким. Деревянный пол, лениво и неохотно скрипел под ногами, слегка покачивающегося графа, который уйдя в раздумья, устремил свой взгляд на такую же ушедшую, в серые думы, графиню Монтескьери. Мысли его были хаотичны, он не мог уцепиться за что-то определённое. Он, теребя свой кожаный плащ, пытался прорезать его ногтём, доказывая о весьма негативном рое кишащих страстей, в застывшей, неподвижной голове. Чёрная рубашка была частично расстёгнута, его грудь, словно в такт спешащей стрелке, тяжело вздымалась. Продолговатый, ставший синюшным шрам, протянулся с плеча, и скрылся под дрожащей от сердечной дрожи, мрачной одеждой. Дериан забыл о своём обычае, прятать его, он очень не любил, когда вопрошающие взгляды, изнывали от любопытства, заметя на груди, подозрительный след. Лишь немногие знали, что заработал его, из добрых побуждений, попыткой защитить брата, от грязных слов и позора, коим сеяли злые языки. Отдыхая в пивной, в компании весёлых и шумных ребят, он совершенно случайно услышал, как за его спиной, громкие, пьяные голоса обсуждали первых лиц Лондона, и близлежащих поместий. Дериан, даже стерпел, смелые мысли незнакомцев в свой адрес, но когда, до его ушей долетело уничижение добряка Лансере, что он слабовольный трус, графа это неистово оскорбило. Он пустил в ход свою силу, но противник, осознав, что не сможет отбиться, избрал лёгкий путь, достав из сапога искривлённый нож. И графа это не остановило, он искушённый злобой на косноязычных бездельников, продолжал крушить и терзать, их пустые и грязные тела.

– Отец, всё будет хорошо, не смотря ни на что, я не смогу возненавидеть тебя – источая искреннюю доброжелательность прошептала Аделия, повторно обняв и положив дрожащую ладонь на его оголённую грудь – я всегда хотела сблизиться с тобой, но ты отвергал меня, я проводила много времени с Лансере, потому что мне, очень не хватало тебя, вся нежность и любовь, которую я копила для тебя, теперь принадлежит ему, и это вполне справедливо – она прижалась щекой к его плечу, она ясно чувствовала, что этот разговор последний, и что больше, она не сможет ему открыться, так как разделит их время, надолго, на годы, а может и навсегда, её пугала такая уверенность, и обманывая себя, продолжила – будет угодно судьбе, мы свидимся, но пока что, прости, я не хочу видеть тебя – закрывая лицо руками, зарыдав, покинула пределы лесничего убежища, и скрылась, в толще деревьев, убегая от всех, от себя.