Мария Хохлова - Последний рассвет

Напряжённый, пропитанный негативом и трагизмом, наблюдал за происходящим Джеррард Фурье. Он злобно и холодно выжимал из времени максимум, и ожидающе, приподняв голову, сыпал вопросами с замерших губ. Его внешний вид говорил за него, сколько бесчисленных объяснений желают услышать его уши, сколько драматических слов припасло его сознание в ответ на пылкие, ещё не сказанные оправдания.

– Смею спросить – начала говорить Аделия, обращаясь к молчаливому гостю – когда это всё закончится, и есть ли нам смысл ждать?

– Смысл? – переспросил Фурье – теперь вы собираетесь диктовать мне, что делать и как?

Аделию удивлял, его далеко не дружелюбный настрой, его командный голос и пренебрежение, она не скрыла своего удивления, и подойдя к нему, как можно тише прошептала:

– Ты что? – она подняла голову, пытаясь заглянуть в глаза, но он отвернувшись проигнорировал её порыв – где твоя изысканная улыбка? Твой утончённый профиль, конечно красив, но я бы хотела заглянуть тебе в глаза! Ты слишком высок – продолжала навязчиво она, превращая всё в игру – и я не смогу прошептать на ухо тебе самое важное!

– Слушай, прекрати шутить со мной, не забывай, что вы всего лишь оружие, моё оружие, но не более – разозлился Фурье – я и так слишком много тебе позволял, за что получил сполна! Не надо беспредела! Не будет легко и просто, слышишь меня? Не будет! Хватит, детство и шалости оставь за спиной!

Аделия обиженно отшатнулась назад, она понимала, что не следовало давать волю своему баловству, но и таких слов, в свой адрес, она тоже не ожидала. Попятившись, она обиженно стиснув зубы процедила:

–Ну хорошо…

– Пойдёмте за мной! – уходя, проговорил Фурье.

Они прошли сеть полуразрушенных комнат, и длинных, вьющихся словно локон коридоров. Фурье не оборачиваясь, статной и красивой походкой, устремлялся вперёд. Его кучерявые волосы, подпрыгивали как мелкие пружинки, заставляя улыбнуться сердитую графиню. Она сбилась с чёту от вереницы заброшенных помещений и лестниц. Наконец Фурье остановился, около огромных, тяжёлых дверей и уныло произнёс:

– Я прошу вас только без глупостей, вы мне очень тяжело дались – наконец повернувшись к ним, удручённо и грустно проговорил он – можете ненавидеть и клясть меня, это всё ровно ничего не изменит, просто …– он замолчал, и словно опомнившись продолжил – вы всё поймёте, я слишком долго за вас боролся… – и с усилием, Фурье раскрыл величественную дверь, он прислонился к ней, и вытянув руку вперёд, прошептал – добро пожаловать…

Узкий, длинный мост встретил их у порога, ведущий к овальной, немного скошенной поверхности, с краев которой стекал искрящийся поток, срываясь в бесконечность. На небольшом постаменте стоял худощавый, пожилой мужчина, с копной седых, зачёсанных на затылок волос, он неохотно поднял глаза на угнетённых Монтескьери и Реда, которые неуверенно шагали друг за другом. Пальцем указал на два высоких стула, обтянутых коричневой кожей. Массивную, словно свитую из деревянных прутьев спинку, устрашающе дополняли, два звериных глаза из зелёного стекла, ножки змеями сползали вниз, вытягивая вперёд хищные морды. Аделия растерянно, ищущим взглядом, пыталась отыскать Фурье, но успела рассмотреть только его уплывающую тень, и услышать тяжёлый удар закрывающейся двери.

Навящевым эхом снова и снова повторялся хриплый шёпот, заполняющий собой всё пространство вокруг, словно толпа обезумевших, обострили в шипящих словах, смелые порывы печальных идей. Оставалось только сойти сума, и с диким рёвом броситься в непроглядную чёрную бездну, и поставить жирную точку на бесконечной череде загадок. Но стоило ли это пережитого, стоило ли обрубить все корни, и сухим стержнем рухнуть вниз, нет, слишком много событий и новых лиц, встречи и знакомства, уже вошедшие в привычку. Новые ценности и открытия, какая-то зависимость от некоторых моментов, которые оставили на сердце бессмертный отпечаток. На мгновение всё стихло. Гнетущий мрак, что окружал округлую платформу, давил, сжимая нервы словно в кулаке. Казалось, что, чьи-то длинные руки, с уродливыми пальцами, жадно тянуться, пытаясь коснуться спины. Аделия резко обернулась, и улыбнувшись, пожурила себя за податливость страхам, прежняя мрачная пустота и ничего более. Не одна она пошла на поводу у воображения, словно по команде, и оставшиеся одиннадцать человек, суетливо завертелись, словно непоседливые, любопытные дети.

Двенадцать человек, двенадцать судеб, двенадцать печальных лиц, и ни одной улыбки. Сколько томлений, вопросов и ожиданий, в каждом из этих молодых людей, они сплетены из домыслов, как им понять, что праздной жизни не будет, как и семейного гнёздышка, страстной любви и дружеских посиделок, новый мир для них, это тот, чьё плечё, покоится совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Юные души, словно слепок из глины, кажутся крепкими, закалёнными, твёрдыми и своеобразными, но порыв ветра, дождевой поток или неловкая рука, и кроме осколков или месива ничего существенного больше не останется. Но а кто тот ваятель? Кто слепит из грешных или ангельских душ, вместительный, непоколебимый и внушительных размеров кувшин? Тот, кто сейчас словно стрелка от часов стоит в самом центре и движет своими гипнотическими импульсами в адрес спешащих, испуганных сердец. Питер Фурье, имя седовласого мужчины, чьи молчаливые, целенаправленные чары вытянули из закоулков памяти молодых людей, ценные и дорогие моменты. Нет, не для того что бы их уничтожить, а что бы звонче сыграть, больней затронуть переживания, дабы укоренить жёсткий и бесчувственный нрав.

Непроглядный дождевой поток, клокочущим устрашающим порывом извергает на землю свои горькие обиды, стелясь по земле бурлящим ручьём. Даже молчаливое небо, не смогло удержаться, и громким рёвом и треском сказало своё слово. Нелепо, но весьма романтично, окунаемая в происходящее, промокшая до нитки, обратив лицо к посеревшему полотну, наслаждалась стихией Аделия Монтескьери. Ей не хотелось забивать голову вопросами, почему она здесь, а не там, и почему одна, а не в компании жутковатого старика, и оставшихся одиннадцати безропотных слушателей. Она полной грудью вдыхала прохладный, пропитанный завораживающим бризом воздух. Сапоги утопающие в мокром и зыбком песке, омывались струями дождевой воды, которая безвозвратно спешила за край отвесной скалы, местами занесённой тяжёлой землёй, и всевозможными ветками и корневищами. Графиня услышала шаги за спиной, затем чьи-то горячие руки крепко обняли её за талию, и дрожащее дыхание коснулось её шеи. Странное чувство сжимало её изнутри, ещё не ведомое ранее. Она знала чьи это руки, и чьё дыхание, она содрогнувшись, медленно обернулась, и пьянея утонула в кромешно чёрных строгих глазах моряка, успевшего стать любимым. Она с замиранием, не отрывала от него жадного взора. Ухоженное лицо, с аккуратными небольшими бакенбардами, гладко выбритые щёки, волосы разделённые пробором сбоку. Чёрный камзол, со стоячим воротником, уголки которого были выполнены серебром, белая рубаха, со сверкающим галуном предавала чопорности и изысканности.