Мария Хохлова - Последний рассвет

– Хорошо – взволнованно ответила женщина – мои полномочия, и полномочия мистера Фурье, равны. Мы не зависим друг от друга, наши пути разошлись, и уже давно. Что-то зависит от меня, что-то от него. Я несу свой мир на своих плечах, жертвуя, сочетая, исполняя. Я повинуюсь заботам о разрушении и угнетении планов, моего прежде горячо любимого и дорого мужа Питера Фурье. Он же сеет, и пожинает плоды успеха, на протяжении уже не одного десятка лет. Я одна. У него же, есть вы. Слуги, жертвы, рабы. Вам может показаться, что мои слова – пустое. Но, судите сами.

Миссис Фурье, молча, подошла к словно окаменевшему кучеру, и что-то очень тихо прошептала ему. Он вытянулся в струнку, и одобрительно кивнув, незамедлительно направился к экипажу. Она, не обернулась, лишь, повернув слегка голову, теряя в лучах солнечного света свой заострённый профиль, превратилась в центр, яркой и ослепительной вспышки.

– Ваша воля – начала она – я просто хочу, предложить вам нечто другое.

Аделия не решалась, она, запутав до предела своё сознание, искала ещё один выход. Но его не было. Перед ней была только одна дорога, повиновение. И она вроде бы согласилась, и уже ступила на извилистый путь, как вспомнила, неугодного и грешного спутника, от вида которого ей становилось противно, но от присутствия которого не было спасения.

Карета резко тронулась, и уверенно покатилась по отшлифованной мостовой. Колёса обиженно взвизгивали, рессоры как бы забавляясь, плавно, покачивали светящейся серебром кузов. Хрупкий и молчаливый кучер, изменив себе, кричал обрывистые фразы, двум сонным и неторопливым лошадям, иногда добавляя к недосказанности, хлёсткий и резкий щелчок кнута.

Тонущие в густоте и насыщенности, тёмно красного бархата, неслись в лабиринт новых загадок и томлений, Аделия Монтескьери и Раин Ред, в компании мистической незнакомки, протянувшей руку, из заоблачной надежды. Все молчали. Единственный, робкий крик помутневших глаз, истязал тишину, сокрушал и молил. Забыв о пережитом, о запятнанном существовании за гранью порядочности и человечности, забыв о крови и слезах на своих алчных, жадных ладонях, о крахе своего заблудшего и потерянного проблеска любви и доброты. Он поддался течению, выгодному и удачному для себя, пусть за плечами хаос и разруха, зато в руках, хоть искажённая и сомнительная, но реальность, перемена весомая и требующая ликующих аплодисментов! Но привычки, полные хлама и мусора, норовят заявить о себе, и неудержимым потоком ломятся в запертую дверь, иногда просачиваясь сквозь крохотные щели, или замочную скважину. Ред, не смел проронить ни слова, он онемел, первый раз в жизни, за него говорили глаза. И Аделия, как не глупый и догадливый человек, безошибочно читала просьбы о пощаде, желании искупится, но никак не рухнуть на колени. Этот тяжёлый, леденящий взгляд исподлобья, слишком гордый, слишком хитрый, слишком много в нём противоречий, но он однозначно несчастен.

Она так же, была погружена в раздумья, хмельная волна, растворилась в страхе и тревоге за себя. Аделия искала, и не могла найти, в себе тот дьявольский огонь, который горит в ней, и притягивает продрогших. Ей хотелось потушить его, не оставив ни искры, ни тепла, а золу, покорить ветру, что бы тот, разметал её, и растворил в бесконечной череде неиссякаемых однообразных дней. Она жалела об одном, почему, не спешит обогреться у её щедрого костра, озябшая и независимая душа пленительного моряка. Ей становилось стыдно за откровенные надежды и смелые решения, на которые её толкала тоска, печаль, грусть о милом незнакомце. Неужели, разбаловала её судьба, предлагая приличный список, в чём-то достойных, в чём-то полезных, в чём-то незаменимых, но смяв листок, и бросив ей в лицо, Аделия не жалея, лезвием на сердце написала новое имя, нарочно, что бы наверняка, трепеща и содрогаясь.

– Молодые люди – улыбаясь проговорила женщина – мне бы не хотелось вмешиваться в ваши размышления, но скоро мы доберёмся до места, и я распоряжусь принять вас как подобает. Не сочтите за грубость или за нелестный намёк, примите, как должное, предоставляемое хозяевами дорогим гостям. Вы явно устали, и думаю, не сочтёте лишним порадовать и побаловать себя.

– Как будет угодно Вам, наша воля, остаться благодарными за ваш благосклонный приём – кивнув головой ответила Аделия, вспоминая свою прежнюю жизнь, усеянную, добрыми пожеланиями и излишеством обоготворений.

Движение прекратилось, дверца распахнулась, и воздух содрогнуло звонкое, и тёплое приветствие. Лорентайн Фурье, искренне улыбнулась, и приняв помощь, покинула пределы кареты. Аделия поколебавшись, последовала за новой знакомой, и невольно, глубоко задышав, она почувствовала, лёгкое головокружение, граничащее с забвением. Они очутились на одной из множества каменных тропинок, змеями плетущимися по густой невысокой траве. Десятки фонтанов, соревновались между собой, демонстрируя мелодичный перелив, безумство и буйство красок, необычность форм. Но один, самый массивный, самый изощрённый, имел облик трагичного лица, льющего мощным потоком, ручьи неукротимых слёз, разбивая их о зеркальное дно, и теряясь в миллионах пузырьков, искрящихся синеватым блеском. Миссис Фурье, о чём-то умиротворённо говорила с приветливым мужчиной средних лет, его ярко очерченные брови, удивлённо вздымались, затем, острым углом прильнув к переносице, поглощено вздрагивали, по-видимому, реагируя на речи строгой хозяйки. Он покорно поклонился, и направился по тонкой тропинке, которая упиралась в причудливый и бледноликий фонтан. Мужчина растворился в лёгком облаке, нависающим дымкой, над беснующейся водой.

– Ну что, мои дорогие, мы ступили на мои скромные владения, терпящие бедствия! Когда-то всё было по другому, я не была здесь одна, со мной были мои любимые мужчины. Всё приходит в упадок, как бы печально это не звучало! – сказала Лорентайн Фурье с безысходностью в голосе, и обидой на лице – Питер повёлся на крупную наживку, обретя силу, обретя власть, обретя полномочия разрешающие, играть людьми, как вздумается, преследуя лично свои эгоистические цели.

– Мне становится понятно многое – задумчиво произнесла Аделия – те двенадцать человек, которых предложила Великая Книга, которых собрал он, которых спас от неминуемой гибели, дав второй шанс, губили именно Вы?

Миссис Фурье не отвечала. Ей стало крайне стыдно и неловко глядеть в глаза людям, чьи жизни, она обрубала на корню.

– Другого выбора у меня не было. Вы это малая жертва, это лучшее, что я могла сделать. А ныне вы все живы, в здравии, полные молодых, неукротимых сил, как раз, самое подходящее для человека ненасытного и просящего! Питер… – она повторно замолчала, в ней не утихала тоска о прежде любимом мужчине, и это бросалось в глаза – Питер оставил меня одну, и забрал самое дорогое что у меня было. Моего ребёнка. Лучше немного пройтись, как вы считаете?