Eldar Morgot - Звезда Даугрема

— Сын вождя Бадр, — глухо заговорил Нестор, не сводя глаз со ствола ближайшей ели, — возглавит другое направление. Как и оговорено нами, господин рыцарь. Готовы ли твои люди и средства доставки?

— Давно, достойный Нестор.

Казалось, кадж полностью ушел в разглядывание ствола дерева. Элигерцы неподвижно стояли вокруг него. Поднявшийся ветер развевал полы их отороченных мехом плащей, яростно дул на задумавшегося Нестора, но красиво уложенные волосы каджа почти не шевелились. Иллюзия, думал Элан, щурясь от колючих снежинок. Наваждение.

— Где будешь ты, рыцарь? Надеюсь видеть тебя рядом.

После недолгого молчания Элан, чувствуя на себе пристальные взгляды Шеста и Артара, ответил:

— С основной группой, господин Нестор.

Кадж медленно повернул голову. Элан стиснул зубы. Он не опустит глаза, не опустит!

Тонкие губы Нестора сложились в улыбку. Медленным движением кадж набросил капюшон. Элан услышал странный шорох, исходящий из темного пятна, скрывающего лицо Нестора. Или это ветер свистит между деревьев?

— Ветер, — насмешливо подтвердил голос из-под капюшона. Элан вздрогнул. Церемонно поклонился. Его люди повторили это движение, как истуканы.

Когда элигерцы скрылись за все плотнеющей пеленой поднимающейся метели, кадж покачал головой. Скрестил руки на груди и долго смотрел, как снег неумолимо заметает следы троих людей.

— Всё проходит, — очень тихо сказал Нестор, — следы заметаются. Был бы след, а снег всегда найдется! Я — как снег…

Зезва стиснул зубы и закрыл глаза. Прошептал, содрогнувшись:

— Давай, курвова могила!

Отец Кондрат фыркнул и окатил Ныряльщика ледяной водой из большого деревянного ведра.

— А-а-а-а!! — заорал Зезва, бросаясь со двора обратно, в пышущую паром и жаром комнату. Плюхнулся на влажную скамью и принялся усиленно обливаться ковшем, зачерпывая горячую воду из огромного чана. Со стороны дверей донесся слабый крик, и в следующее мгновение ворвался Каспер, обнаженный и синий от холода. Правда, на поясе юноши болтался отцовский меч, и Зезва засмеялся, настолько нелепым выглядел сейчас юный Победитель. Величественно приплыл похожий на большую волосатую скалу отец Кондрат. Окатил Зезву и Каспера полным презрения взглядом и со стоном блаженства принялся обливаться водой, фыркая и взывая вперемешку то к Ормазу, то к Дейле.

Двери, ведущие на задний двор, чуть приоткрылись, и в образовавшийся проем осторожно просунул голову старый банщик Мевлуд.

— Не угодно ли пива еще, э? — спросил он по-мзумски с ужасным акцентом.

— Угодно, — грянул отец Кондрат, отдуваясь. Добавил по-душевному: — Ты, отец, на родном языке говорил бы лучше, клянусь Ормазом, ну! Не, ну ты глянь на этих слабаков, прости Дейла, а? Дрожат, словно зайцы. Ну, что за молодёжь хилая пошла? Вот в наше время…Эх!

С этим полным сожаления возгласом брат Кондрат окунул голову в воду, вытащил, оглушительно фыркнул, разбрасывая вокруг целую кучу брызг.

— А что, непонятно? — обиделся Мевлуд, хмуря сросшиеся на переносице седые и косматые брови.

— Понятно, — закивал наконец согревшийся Каспер, а Зезва, вылив на голову очередной ушат горячей воды, прохрипел:

— Заходи, Мевлуд, поговорим.

— О чём? — поинтересовался душевник, но повиновался. Осторожно присел на краешек скамьи.

— Тебе не жарко? — помолчав, спросил Зезва.

— Жарко.

— Чего тогда в одежде сидишь?

— А не пристало старому Мевлуду на людях ходить, в чем мать родила. К тому же еще гостей жду, клянусь Рощей. Или прикажете их с голой задницей встречать?

— Это кого же? — удивился Каспер.

— Увидите, — усмехнулся старик.

Скрипнула дверь. Зезва принялся искать глазами свою одежду, под которой лежал меч Вааджа. Брат Кондрат осуждающе покачал головой и снова окатил себя водой. С приветственным ворчанием, вошли два старших сына Мевлуда, высокие и широкоплечие молодцы, весьма мрачные на вид. Они тащили новый чан с поднимающимся с поверхности воды паром. Поставили свежую воду, смерили гостей тяжелыми взглядами и вышли, что-то невнятно пробурчав на прощание. В приоткрывшейся двери Зезва заметил третьего сына старого банщика — самого младшего, но такого же угрюмого и неразговорчивого, как и его старшие братья.

— Мои сынки, — не без гордости сообщил Мевлуд, — Арен, Орест и Горгиз — младшенький!

— Хорошая у тебя баня, — Зезва вытер пот со лба. — Ты вот что мне скажи. Во время проповеди…

Мевлуд напряглся, уставился на пол. Снова заскрипела дверь. Мзумцы вздрогнули. Но это был лишь Горгиз, младший сын. Недобро зыркая по сторонам черными глазами, юный душевник притащил кувшин с пивом и кружки. Поставил все это на почерневшую от времени деревянную табуретку с кривыми ножками.

— Спасибо, — поблагодарил Каспер, забравшийся на скамью с ногами. Лицо юноши раскраснелось и блестело бисером капелек пота.

— На здоровье, — выдавил из себя молодой душевник. Бросил быстрый взгляд на отца и вышел, чуть переваливаясь.

— Правая нога у Горгиза короче левой, — пояснил Мевлуд, вздыхая. — Вот и хромает.

— Это ничего, — пропыхтел брат Кондрат, — главное, чтобы голова на плечах была, а не бурдюк дырявый.

Морщинистое лицо Мевлуда расплылось в благодарной детской улыбке. Зезва глотнул пива, блаженно прикрыл веки.

— В храме, — проговорил Ныряльщик, не открывая глаз, — ты остался, хотя все твои сородичи ушли. Странно для душевника, клянусь дубом. Или, быть может, у тебя родня имеется среди мзумцев?

— Нет, — мотнул головой старик, — не имеется.

— Почему тогда остался? Проповедь тронула?

Мевлуд лишь мрачно усмехнулся в ответ.

— Оставь человека в покое, — вмешался отец Кондрат, принимая от Каспера полную кружку пива. — Ах, Дейла, какое приятное и холодное!

— Ко мне париться все ходят, — сказал Мевлуд, — и солнечники, и душевники, и эстанцы со рменами. Мхец заявится, и его попарю. Были б у него окроны. Манат баррейнский тож сойдёт!

— И гызмаала тоже? — небрежно спросил Зезва, открывая правый глаз.

— Перевертыша? — засмеялся банщик, вздрогнув. — Шутишь, мзумец, э?

— Да слухи всякие ходят, — вздохнул Ныряльщик, открыв и левый глаз. — Говорят даже, будто чуть ли не в монастырь гелкац наведывается.

— Зачем это? — удивился Мевлуд. — Монахинь за сиськи тискать, или как?

Зезва и Каспер переглянулись, засмеялись. Брат Кондрат грозно сдвинул брови, прикусив губу, чтобы не расхохотаться.

— Сказки, значит? — уточнил Ныряльщик.

Банщик поднялся.

— Господа рыцари и ты, святой отец. Мне с вами тут сидеть времени нету. Вот-вот гости пожалуют.

С этими словами старик направился к дверям. Открыв дверь, сказал:

— Как попаритесь всласть, приходите к камину.