Анна Сеничева - Перстень Рыболова

– А как он оказался у тебя за спиной? – неожиданно спросил Асфеллот. – Ты ведь за ним шел.

– Да ведь… Откуда же мне знать, сударь!

– Лжешь, поганец! – Кассий прищурил змеиные глаза. – Я тебя насквозь вижу. Он понял, с чего ты увязался за ним следом, и оказался проворнее. Про кого ты ему сказал?

– Да как вы, сударь! Богом клянусь, никого не выдал!

– Он что-нибудь ответил?

– Как же, ответил… Сказал, как это… что лучше следить надо было, вот.

У Асфеллота было такое лицо, словно в него с размаху плеснули водой. Его родич прислонился к стене и не спускал глаз с привратника, а тот уж и сам не рад был, что явился в это гадючье гнездо. И, главное, деньги-то не бог весть какие… Язык неимоверно чесался помянуть, что плащ был причастен к спешной покупке корабля, так ведь эти двое примутся вытрясать все подробности, а то еще прибьют со злости или как ненужного свидетеля… Слышали уже про такие случаи, как же. А ну их всех, пусть разбираются сами…

– Еще что? – спросил Кассий.

– Как что? Все…

– По глазам вижу – лжешь. Еще что?

– Я ж его на Старых ветрах упустил. Верьте, сударь, куда-то туда пошел!

– Гляди у меня. – Асфеллот вытащил монету и швырнул привратнику. Тот поймал на лету, поклонился и попятился к дверям, но Кассий остановил:

– Если вдруг увидишь его, кидайся к стражам, какие рядом окажутся. Кричи, что он вор, убийца, да все что хочешь плети, главное, чтобы схватили. Я в ответе. За ценой не постою. – И Кассий откинулся на спинку кресла, стукнув перстнем по столу. – Ступай.

Только за привратником закрылась дверь, второй Асфеллот оперся ладонями о стол, посмотрел на Кассия и злорадно произнес:

– Лучше следить надо было! От меня бы не ушел. Проклятая горячка, свалила на целую неделю…

– Большой беды не сделает, Лоран.

– Надеюсь. От него всего ожидать можно. Неизвестно еще, с кем явился и что у него на уме. Где же ухитрился спрятаться наш маленький князь…

– А я знаю, кто подскажет, – недобро усмехнулся Кассий. Он вдруг напрягся, прислушиваясь к чему-то в глубине себя, и закрыл глаза. – Подожди…

Ласси сел напротив него:

– Амальфея?

– Да. Он слепнет – какая-то сила витает вокруг. Пращур видел советников, одного из них. Монастырь… – его веки болезненно дернулись. – Плескалась река, пели… монахи. Монастырь в устье реки здесь, на Лакосе, – Кассий открыл глаза и начал расстегивать воротник – было трудно дышать. – А здесь только один монастырь, в устье, другого нет. Постой… Ты помнишь, Сен-Леви рассказывал о встрече с каким-то уродом в лесах? Который вел Арвельда в город?

– Помню.

– Кто-то ему говорил, это существо нашло приют в монастыре. В том самом или другом? – Кассий бледнел на глазах. – Где спрятался князь, ты спрашиваешь? Как прошел в гавань? А он не заходил в гавань, нет… Но был в Кормчем доме не далее как сегодня утром… Это же… Толковый паренек, хоть и при монастыре вырос…

– Кассий, ты бредишь, – Лоран поднимался из-за стола.

– Помоги мне, Амальфея, – шептал, задыхаясь, Асфеллот. – Они же все близко, только руку протянуть!

Хрустальный бокал со звоном разлетелся на осколки, скинутый рукой Кассия. Лоран кинулся к родичу, схватил его, чувствуя, как колотится сердце. Свидание с Амальфеей не прошло бесследно – у Кассия начался жестокий припадок.

– Кто-нибудь, сюда! – закричал Ласси.

…Когда солнце зашло, была закрыта Лакосская гавань.

Арвельд раскрошил слойку на подоконнике, и тут же стайка воробьев с чириканьем растащила хлеб. Догорала заря над старым садом. Пели вечерню в часовне.

Темнело, но свечей не зажигали – в полумраке легче думалось. Разговор шел часа три кряду – Лэм выспрашивал, Гессен рассказывал, что знал. Два чародея, постарше и помладше, в словах сходились легко. Арвельд больше молчал, изредка вставляя свое. Всплывали и вставали на места части мозаики, изображавшей большую змею с зелеными глазами, которая раскинула кольца над Светломорьем. Лишь нескольких осколков до сих пор не хватало, и на их месте зияли дыры.

Лэм вспомнил тень, стоявшую в круге свечей той грозовой ночью – ощущение было таким сильным, словно в воздухе запахло паленой змеиной шкурой, что он закашлялся. Взял со стола кружку с водой.

– Загадки… – сипло проговорил он. – Загадки во тьме… Что-то выходит на свет, а что-то по-прежнему во мраке. Или мы смотрим не с той стороны… И не видим. – Он закрыл глаза, растирая ладонями веки.

– Неужели он все-таки призрак? – спросил Арвельд. – И живет только в наших головах?

– Сущность, – ответил Лэм, не открывая глаз. – Так вернее. А живет он сразу в двух мирах. Город, который ты видел во сне и вправду существует. Асфалин – это развалины, частью затопленные, в горах на западе Лафии, где-то на Закатной дуге, кажется. А то место, где ты был с Амальфеей – это как… как слепок города, тонкая первооснова. Хотя как сказать, какой из них и более настоящий.

– Первый раз я увидел его на Горе, там, в обители Всех ветров. А потом уже не видел без той самой змейки… Почему?

– Никаких поверий с этой самой Горой не было связано?

– Да говаривали что-то, теперь плохо помню.

– Видимо, место силы. Бывают такие места, где ткань мира истончается. Храмовая гряда – вся такая, не зря же Советники именно там и живут…

Арвельд бросил еще кусок хлеба за окно.

– Не могу понять, никак понять не могу, – чародей тер усталые глаза, – почему он между мирами висит уже столько лет, и все воплотится не может… Что его держит… Ведь держит что-то! Здесь бы и поймать это «что-то», назад бы в два счета загнали… Как же быть… Как же быть!

Сгарди встал за спиной, положил руку ему на плечо.

– Шли бы спать, – утро вечера мудренее. Ничего мы сейчас не придумаем, зря только изведемся. Поздно уже…

На дворе и в глубине сада загорались огоньки. Повис в прозрачных сумерках купол часовни, освещенный снизу. В вышине, на темном уже небе, прочертила падающая звезда. Арвельд неожиданно улыбнулся.

– Наше счастье, – сказал он, – вон, у Первого рыболова мелочь из кармана посыпалась.

Лэм шутки не понял, раздраженно передернул плечами.

– Терпеть не могу эту дурацкую пословицу… От Расина услышал? Давненько он ее не вспоминал.

– Нет, от Паломника. Так на Лакосе говорят.

– Да на Лакосе сроду такого присловья не было. Оно и родиться-то могло только в краю торговцев, которые любую примету на деньги сводят.

– А с каких пор край торговцев у нас на Западе? Вроде Лафию так зовут.

– Она и есть.

– Тогда при чем тут князь Расин? – Арвельд присел на низкий подоконник.

– Его светлость оттуда родом, хоть и княжит в западных пределах. И в нем Лафия так глубоко засела, что до сих пор выговор проскальзывает. А тамошние поверья и подавно не вывести.