Мэри Стюарт - Кристальный грот

— Я узнаю это, когда увижу, кто он такой.

Удар его кулака сбил меня на дно лодки.

— Принц ты или нет, когда говоришь о нем, пусть твой язычок будет повежливее. Для многих сотен людей он их законнорожденный король.

Перебарывая подступившую тошноту, я собрался с силами. Откуда-то совсем близко донесся тихий оклик, и через мгновение наша лодка покачивалась в сумрачной тени корабля.

— Если он настоящий мужчина, хватит и этого, — сказал я.

Судно было маленьким, ладно сбитым и с низкой осадкой. Сейчас оно лежало в дрейфе с погашенными огнями — тень на темной поверхности моря. Лишь было видно, как на фоне гонимого ветром облака, чуть выделявшегося среди черневшего за ним неба, раскачивается наклонная мачта — будто в приступе морской болезни, подумалось мне. У судна была такая же оснастка, как и у торговых судов, заходивших в Маридунум в благоприятную погоду, но я заметил, что и на вид судно это аккуратнее сделано, да и плавать должно побыстрее обычного торгового.

Маррик ответил на оклик, после чего сверху зазмеилась веревка; Ханно тут же поймал ее и закрепил.

— Ну, давай, двигайся. Ты ведь сможешь забраться по веревке, верно?

Кое-как я поднялся на ноги в крутящейся лодке. Веревка намокла и скользила в руках. Сверху послышался требовательный голос:

— Нельзя ли побыстрее? Идет такая погода, что счастливы мы будем, коли вообще вернемся.

— Давай наверх, чтоб тебя разорвало, — рявкнул Маррик, отпуская тычок. Это меня доконало. Руки мои соскользнули, не чувствуя боли, с веревки, я свалился в лодку и упал на борт, наполовину свесившись с него, да так и повис, задыхаясь и не в силах сдержать тошноту; в тот момент я не мог думать ни о чем, даже о себе, и меня не смогла бы взволновать участь целой дюжины королевств.

Ударь меня в тот момент палкой или брось в море, вряд ли бы я это заметил, разве что возблагодарил смерть как облегчение. Я просто повис на борту лодки, как груда промокших лохмотьев. Меня тошнило.

Почти не помню, что случилось потом. Не было недостатка в проклятиях и, помнится, Ханно настоятельно советовал Маррику избавиться от забот и швырнуть меня за борт; но кто-то поднял мое тело и как-то ухитрился подбросить вверх, в ждавшие наверху руки. Потом кто-то наполовину отнес, наполовину стащил меня вниз и уронил на груду тряпья, служившую постелью. Поблизости стояло ведро. Воздух из отверстия в борту обдувал мое залитое потом лицо.

Кажется, наше плаванье продолжалось четыре дня. Погода была, конечно, штормовая, но, по крайней мере, ветер попутный, и мы шли очень быстро. Я все время оставался внизу, завернувшись в одеяла под отдушиной в борту, почти не в силах приподнять голову. Самый тяжелый приступ морской болезни в скором времени прошел, но я был почти не в силах шевелиться, и на счастье, никто не пытался заставить меня встать на ноги.

Однажды вниз ко мне спустился Маррик. Я помню это смутно, будто во сне. Он переступил через груду якорных цепей, направился к моей лежанке и остановился; его огромная фигура склонилась надо мной. Он всмотрелся в меня, затем покачал головой.

— Подумать только, я-то думал, нам повезло, когда мы забрали тебя с собой. Надо было бросить тебя за борт еще в лодке, это избавило бы нас от многих хлопот. Все равно, мне сдается, ты можешь рассказать не очень много нового?

Я не ответил.

Он странно хрюкнул, что прозвучало как смешок, и вышел. Обессиленный, я заснул.

Проснувшись же, обнаружил, что мой мокрый плащ, сандалии и туника исчезли, а сам я, раздетый догола и сухой, как в кокон, завернут в одеяло. У моей головы стоял кувшин воды с горлышком, заткнутым скрученным обрывком тряпки; рядом лежал ломоть ячменного хлеба.

Я не мог притронуться ни к тому, ни к другому, но смысл послания до меня дошел. Я уснул.

А потом наступил день, когда незадолго до сумерек мы подошли к Дикому Берегу и бросили якорь в спокойных водах Морбихана, который называют еще Малым Морем.

О том, что мы пристали к берегу, я узнал проснувшись, все еще обессиленный этим изматывающим сном, узнал из разговора звучавших надо мной голосов.

— Что же, если ты ему веришь, пусть будет так, только ты и в самом деле считаешь, что принц, пусть даже бастард, поедет куда-то в таких одеждах? Все промокло, на поясе нет даже позолоченной пряжки и посмотри на его сандалии. Да, это, конечно, добрый плащ, но он порван. Скорее уж первый его рассказ похож на правду, и он раб, сбежавший с вещами своего господина.

Это был, разумеется, голос Ханно, и говорил он по-бретонски. К счастью, закутавшись в сбившиеся в кучу одеяла, я лежал к ним спиной. Было несложно притвориться спящим. Я лежал неподвижно и старался дышать ровнее.

— Нет, это точно тот бастард; я видел его в городе. Я узнал бы его скорее, если бы там можно было посветить. — Это послышался низкий голос Маррика. — В любом случае не так уж важно, кто он на самом деле; будь он раб или королевский бастард, он немало знает о том, что творится во дворце и что может быть интересно Амброзию. И он способный парнишка, да, он тот, за кого выдает себя. Этой холодной манере и такому разговору нельзя выучиться на кухне.

— Да, но… — Голос Ханно прозвучал так, что у меня по коже прошел холодок. Я боялся шевельнуться.

— Что «да, но»?

Человек-ласка заговорил еще тише.

— Может быть, если сначала заставить его заговорить, мы… Я хочу сказать, подумай вот о чем. Он тут говорил, будто слышал о намерениях короля Камлаха и все такое прочее… Если бы мы сами получили такие сведения и доложили их, нам ведь перепал бы неплохой куш, разве не так?

Маррик заворчал.

— А потом он сойдет на берег и расскажет кому-нибудь, откуда он приехал? И об этом узнает Амброзий. Он обо всем узнает.

— Ты что, простачком прикидываешься?

Вопрос был полон яда. Мне оставалось лишь по-прежнему лежать, не двигаясь. Кожу между лопаток свело, по ней прошел холодок, как будто она уже ощутила ледяное прикосновение ножа.

— О, не так уж я прост. Я понял тебя. Но не понимаю, как это сделать…

— В Маридунуме никто не знает, куда он отправился. — Шепот Ханно стал тороплив и настойчив. — А что до тех, кто видел, как его поднимали на борт, то они решат, что мы забрали его с собой. Да мы ведь так и сделаем, возьмем его сейчас с собой, а по дороге в город есть множество местечек… — Я услышал, как он сглотнул. — Еще до того, как мы вышли в море, говорил ведь я тебе, что бессмысленно тратить деньги на его проезд…