Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры

Авенир затряс кулаками, вздохнул:

– Показывай, авось сдюжу.

Глава 24. Белая

«Лилит!»

«Лилит!»

«Лилит!»

Она открыла глаза. Темная пещера в глубине гор долгие десятки веков оставалась нетронутой. Все так же мерцает желтым огоньком сфера, парящая под усеянным каменными зубами сводом. Все такое же зеленоватое озерцо – свежее, холодное, глубокое. Где-то там в черноте сильное течение… И жизнь.

Сердце забилось, разгоняя застывшую кровь. Легкие сжались, выдыхая то, что сотни лет назад было ее последним вздохом. В пространство взвилось облако колючей злой пыли. Да, её тело покрылось песчинками и мелом, под воздействием влаги известь окаменела, заточив Лилит в известковый панцирь. Во рту пересохло, застывшие связки двигались с трудом – вместо некогда прекрасного голоса она услышала лишь жестяной шепот:

– Зачем?

Вселенная молчала. Что-то изменилось в мире. Иначе для чего ей просыпаться? Для чего терзаться грехами прошлого? Кто-то её разбудил, не дал окончательно окаменеть, вырвал из объятий Мирового Потока, вырвал нагло и бесцеремонно. Она неуверенно поднялась, разломав оковавшие ее узы. Каменные пластинки крошились, отпадали, сдирали волоски, царапали истончившуюся кожу. Лилит вошла в воду, не ощущая холода, втянула живительную влагу. Боль пронзила живот – нутро протестовало, не желая растягиваться после стольких лет покоя. Глаза узрели расплывчатое отражение – потрескавшаяся, с темными стриями кожа, впавшие щеки, ввалившиеся потухшие зрачки, мертво смотрящие через едва разлипшие веки. Так и надо.

Когда-то она была красавицей, венцом творения, идеалом, одной из иманити – властительниц минерального мира. До сих пор она слышит камни, знает их по именам и голосам, трепещет от прикосновения к древним святыням. Огнистый Эдем, Мраморная Обитель, Ониксовая Долина – где они? Какой приятной казалась мысль о замужестве с идеальным творением другого мира, плотяного! Как жестока оказалась правда! Она старалась, она хотела исполнить волю Высшего! Она терпела этого «совершенного» человека – мужчину. Она, Лилит! Ее образ до сих пор будоражит мужчин. Они лепят идолов, рисуют картины, придумывают богинь, похожих на нее. Другие, наоборот, сочиняют легенды о демоницах, суккубах, вампиршах – но это тоже, лишь сокрытое желание, непреодолимая тяга к ней, к истинному идеалу! Никакая из плотяных женщин не сравнится с нею в красоте, не освободит зачарованного мужчину, не вернет потерявшего волю любимого.

Сейчас на неё смотрит мертвец, обезображенный старушечий труп. Так и надо. За мудрость нужно платить. Истинная мудрость баснословно дорога.

Лилит вышла на сушу. Капли стекали с обтянутого кожей скелета, вдоль позвоночника по спине тянулись два нароста.

«Мои крылья».

Прекрасные легкие крылья, не черные, как у демониц, не зеленые, как у ящеров, не красные, как у альпиров, и не коричневые, как у кожаниц. Нет, у Лилит крылья белые, как у посланников Высшего, но кожаные – ведь человек должен быть покрыт кожей. Сейчас они ссохлись, склеились и легко скроются за простеньким плащом.

Каждое голенище от стопы до колена охвачено тонкостенным бутурлыком.

«Доломит. Такой же белый, как и я. Из того же минерального царства. Друг, вернувший мне разум».

Она печально качнула головой, обращаясь к каменным поножам.

«Белая я только снаружи. Но внутри – чернота, как в угольной яме».

«Лилит!»

Голос пронзил ее сознание взрывом водопада. Громкий и будоражащий, парализующий и смиряющий, вселяющий страх и надежду – но при этом четкий и ясный. Внутри всколыхнулись чувства. Горе? Ярость? Счастье? Лилит огляделась: все те же каменные зубы свисают с потолка, все те же валуны дремлют около нее, все то же…

На поверхности озера скользил изящный белоснежный лебедь. Мерцание сферы и озеро придавали его перьям таинственное свечение. Птица распростерла крылья и запела. Лилит пронзила острая игла печали. На сухих глазах навернулись невесть откуда взявшиеся слезы.

«Камни живут. Камни умеют петь. Камни плачут».

Лебедь пел – в этих незамысловатых руладах создание минерального мира слышало тот же разбудивший её голос.

– Я погружалась в пустоту… Мой дух обретал покой. Но ты показал мне жизнь, принудил воспомянуть всё – всё то, что я так долго старалась забыть!

«Пришла пора. Древнее пророчество в действии. Время направить стопы детей к отцам. Восстань, Носящая Руны!»

Лебедь захлопал крыльями и стремительно взлетел. Лилит испугалась – он же разобьется о каменные зубы! Птица ударилась грудью в неровный свод пещеры и разлетелась снопом цветастых сверкающих брызг. Голос и ощущение чужого присутствия исчезли.

Сколько она так простояла – снаружи неподвижная, но внутри мятущаяся, вопящая и рыдающая? День, неделю? Здесь время текло по иному, а она – дитя камня, для неё время так же несущественно, как для человека несущественна его тень.

Человечество нарекло ей имя «Лилит» – тень, призрак, ночь. Она – совратившая народы, давшая жизнь демонам, мать альпиров и жена самого Азмодая. Она – разрушающая семьи, истязающая мужчин, пьющая кровь младенцев. Она – оскверняющая святыни и порочащая священников. Она – тайное желание сыновей первого мужа, ненависть дочерей второй жены и причина угасания Искры Высшего на этой земле.

Лилит улыбнулась – странный человеческий обычай – обнажив ряд заостренных белых зубов. Голос обретал силу, в глазах засветились огоньки:

– Мне предлагают искупить вину? Что же тебе ответить, Отче?

Белокожая погрузилась в воду. Темная жидкость скрыла колени, дотянулась до впалого живота, коснулась острого подбородка. Она шла по дну, ловя рыбу, пережевывая с костями, чешуей. Несколько раз удалось схватить серых змей в сажень длиной, с ядовитыми черными клыками и шипастыми темно-зелеными плавниками. Обычные минералы не меняются, не ходят и не говорят, но она – дитя Искры и камня. Телу возвращались силы, формы менялись, напитываясь кровью и плотью обитателей подводных долин.

Хесэ, коренастый трегонадец-исследователь, сосредоточенно наблюдал за поплавком. Трегонад не отличался теплым климатом – лишь внутри, в подземных шахтах царила жара. Здесь же, на вершинах восточных гор, среди угрюмых колючих лесов, волчьих троп и вечных льдов до костей пробирало даже в одежде из толстых оленьих шкур.

– Поймать бы поскорей, и обратно в чум.

На замерзшей горной речушке холоднее, чем в лесу. Здесь ветер особенно лютует, вгрызается в лицо, проникает каким-то образом под глухо сшитую кухлянку, пальцы… да что там пальцы, душа каменеет, стынет кровь в жилах.

Надо бы соорудить маленький передвижной мешок из шкур. Или сферу, чтобы не нужно было нести ее на плечах. Только как смотреть наружу – нет в лесу прозрачных оленей. Там, в лесу его чум просторен, удобен и тёпл, а благодаря крепким гусеницам из красного дерева и бронзы можно передвигаться, не выходя на этот проклятый мороз.